стаканчика. Шампанское отдавало живыми дрожжами и ещё какой-то неизвестной гадостью, кажется, сырой рыбой. Он поморщился, осушил стаканчик до дна и поставил его на подоконник.
Возможно, это раздражение и не возникло бы в душе Чикина, если бы Сычев рассчитался с ним за все услуги ещё на пороге особняка, как только они остались один на один, а не отложил главное дело на потом, не таскал Чикина по всем углам и закоулкам своего особняка. Чикин, не в правилах которого напоминать людям о денежных счетах, полагавшего, что о долгах обязаны помнить сами должники, на этот раз решил своему правилу изменить. Но все как-то не подворачивалось момента вставить слово, и он только больше раздражался.
Последние слова Сычева о богатых людях, якобы составляющих элиту общества, только подлили масла в душевный огонь. Чикину вдруг вспомнились отзывы Сычева, походя данные им об одном общем знакомом, большом человеке в правительстве. «Да кто он такой без своей должности? – сказал тогда Сычев. – Вынь сегодня из-под него это чиновничье кресло, завтра никто не вспомнит, что такой человек вообще есть на белом свете». А ведь тот мужик, получивший столь унизительную характеристику, многое сделал для Сычева, помогал ему едва ли не безвозмездно. Интересно, как Сычев за глаза отзывается о нем, Чикине? В лучшем случае называет прыщом на ровном месте или хреном с высокой горы. Неприятно, а что сделаешь… От этих мыслей на душе Чикина стало ещё тяжелее.
– Ты меня не слушаешь совсем, – Сычев тронул Чикина за плечо. – Витаешь где-то в облаках. Я говорю, как, на твой взгляд, нужно фасад перекрасить?
– А я вот о другом думаю, – Чикин сделал глоток из стаканчика и выдержал паузу. – Совсем о другом. Вот я оказался на мели, а жена мечтает кое-что купить, так, по мелочам. Вот я и думаю: напомнить некоторым собственникам, – он зло глянул на Сычева, – об их обязательствах или подождать с этим? Подождать, когда сами вспомнят.
Сычев выпятил нижнюю губу и развел руки в стороны.
– А, вот ты о чем, – он поставил свой стаканчик на подоконник, запустил руку во внутренний карман пиджака и вытащил пачку денег, перехваченную резинкой. Он протянул деньги Чикину. – За помещение под склад спасибо. Я там все вчера осмотрел, на днях перекину туда партию товара.
Чикин взял пачку денег, взвесил её на ладони и опустил в карман. Все-таки Сычев по натуре неисправимый самоуверенный болван, но, надо отдать ему должное, не жмот. А то другие начинают прибедняться, хоть милостыню им подавай. Человеческая щедрость искупает многие недостатки, даже пороки. Морщинки на лбу Чикина разгладились. Он даже улыбнулся и со вкусом допил шампанское.
– Ты знаешь, для меня долг денежный – святая вещь, – Сычев разлил по стаканчикам остатки шампанского. – Ну, скажи сам, когда-нибудь я забывал добро?
– Вроде за тобой не замечалось, – Чикин почувствовал, как градус его настроения заметно поднялся. – Я ведь так напомнил, к слову. Без намеков, люди – существа забывчивые.
Шампанское в стаканчике перестало горчить. Пачка денег приятно терлась о грудь, чуть оттягивала карман. Вот так-то бы сразу, с этого и нужно было начинать. Пожалуй, можно бы купить жене какую-нибудь побрякушку.
– Хочу жене позвонить, – сказал Чикин. – Сегодня с утра поцапались. Надо загладить, пока она ещё в парикмахерскую не ушла.
– Ну, спустимся сейчас, в машине телефон, позвонишь, – кивнул Сычев. – Я вот уж два года, как в разводе, а кажется, только это время и пожил по-человечески. Оправдываться мне теперь не перед кем.
– Я уж свое наразводился, поздно мне с Таней расставаться, – неуверенно сказал Чикин.
– Для хорошего дела понятия «поздно» не существует.
Сычев застыл с бутылкой в руке. Остановившимися глазами он смотрел куда-то за спину Чикина. Тот обернулся взглянуть, что же там у него за спиной. В нескольких шагах от себя Чикин увидел незнакомого человека в темном костюме с переброшенным через плечо ремнем спортивной сумки. В правой руке он держал обрез охотничьего ружья.
Чикин не успел ни испугаться, ни подумать о чем-то. Он только перевел взгляд на Сычева, вдруг заметно побледневшего. Уже через секунду Чикин понял, что оказался не в том месте и в неподходящее время. Сычев тяжело дышал, сжимая пальцами горлышко пустой бутылки из-под шампанского. Человек с обрезом тоже не произнес ни единого слова. Возможно, эта немая сцена длилась ещё минуту, или час, или целую вечность. Но Чикин, уже интуитивно сообразивший, что к чему, прервал молчание.
– Я тут, тут я случайно оказался, – сказал он полушепотом, чувствуя, как губы сделались сухими и непослушными. – Я тут, извините, – он перевел взгляд на свой стаканчик с шампанским, предательски задрожавший в руке. – Извините, – он поставил стаканчик на подоконник. – Извините, – снова повторил Чикин.
В эту секунду ему показалось, что этому человеку с обрезом нужно все толково объяснить, рассказать, что он, Чикин, человек случайный, попал в этот особняк лишь на минутку и сейчас же готов уйти, чтобы Сычев с незнакомцем спокойно выяснили отношения в его отсутствие.
– Я просто… – Чикин, стараясь начать объяснения, разлепил сухие губы. – Я готов…
– Ты, задница грязная, – Денисов внимательно посмотрел на Чикина, – вынь деньги из кармана и положи на подоконник. Так… Теперь четыре шага назад и встань на колени.
– Деньги, конечно, – пробормотал Чикин, положил на подоконник стянутую резинкой пачку из внутреннего кармана. – У меня ещё часы золотые, – начал он, но Денисов не дал ему продолжить.
– Четыре шага назад и на колени, – рявкнул он, и ствол обреза мотнулся из стороны в сторону.
Чикин опустился на колени, решая, что делать с руками, поднять вверх или опустить вниз. Ему сделалось легче на душе, когда деньги оказались на подоконнике. Возможно, этой суммы хватит, чтобы рассчитаться за жизнь, решил он. Надежда на то, что все для него кончится благополучно, одним испугом, ещё оставалась.
– Так часы снимать? – спросил он раболепным голосом.
– Заткнись ты лучше, – Денисов сделал полшага к Сычеву. – Что, выпил за мой упокой?
– За упокой? – переспросил Сычев, все ещё пребывавший в состоянии столбняка.
