кабинета.
– Я знаю, как тебе трудно. – Стас вставил ключ в замочную скважину и повернул его дважды. – Ты долго не могла найти в себе силы, чтобы приехать сюда, потому что побывать в кабинете Васьки – все равно что увидеть его живого. Я сделал так, что никто не переступал порога, не открыл дверь до того, как это сделаешь ты. И я рад, Лида, что ты здесь.
Женщина сняла очка, и Стас увидел покрасневшие от слез глаза и одну крупную слезинку, повисшую на реснице. Взгляд не был враждебным. И на том спасибо. Стас со злорадством подумал, что вдова бывшего компаньона выглядит так, будто сама явилась с того света. Бледное отечное лицо, худая цыплячья шея, платье черное с белым, которое ей совсем не идет. И Юра, сын Васьки, одетый в этот дурацкий костюмчик, с этой палкой в руке, смотрится как-то дико. Будто ему не двенадцать, а все пятьдесят лет.
Говорили, что мальчика дважды оперировали в швейцарской клинике, и нужна третья операция. Что ж, возможно, иностранные медики помогут. Да, да… Помогут парню «прибраться», потомучто в этом лучшем из миров Юре нечего делать. Со своей бледной физиономией, палкой и болезнью крови он здесь чужой. Тут любят здоровых и богатых.
– Еще минуточку, – сказал Стас. – Хочу, чтобы ты услышала это сейчас от меня. Итак: я по-прежнему хорошо к тебе отношусь, и твой сын для меня как родной. Да, у нас с тобой имущественный спор. Исход дела решит независимая экспертиза. «Хьюз и Голдсмит» – солидное имя, им можно доверять. Ты сама выбрала этих аудиторов. Имущество фирмы будет поделено ровно пополам. Но этот чертов спор не мешает нам оставаться друзьями. Ведь так?
– Сейчас я не хочу говорить об этом, – поджала губы Лида. – Когда угодно, но только не сейчас.
– А что с Юркой? – Стас слегка похлопал парня по плечу. – Что там лепечут так называемые светила от медицины? Просят финансовых инъекций?
– Говорят, что операция будет стоить дорого. А восстановительный курс лечения – еще дороже. Понадобится много денег.
– Я понимаю, – скорбно кивнул Стас. – Аудиторы скоро приготовят заключение. Я не стану оспаривать его в суде, даже если оно мне не понравится. Ты получишь столько, сколько положено. И ни копейки меньше.
Кажется, вдова покойного компаньона не слышала Рогова. Она стояла в коридоре перед дверью, не решаясь открыть ее. Это сделал Стас Рогов. Пропустив гостей в кабинет, он сказал, что они могут взять любые вещи на память об отце и муже. То, что не увезут сразу, позже упакует и привезет сам Стас.
Сам он в кабинет не вошел, присел на кушетку в коридоре и прошептал себе под нос:
– Они нарожают уродов, а я буду платить за лечение. Вот жизнь собачья… Хуже собачьей.
Через полчаса посетители ушли, и Стас с облегчением вздохнул. Попросил Шатуна распечатать бутылку хорошего коньяка и выпил сто пятьдесят, потому что голова болела безумно.
Садыков привел из аула мерина со странным именем Погост, запряженного в телегу на двух колесах. Мерин был старым, с провисшей спиной и костлявыми боками. И повозка такая же старая, но шла ровно.
Еще Рахат купил немного вяленого мяса, пшенной крупы и котелок. Разжился милицейскими штанами, сапогами, поношенными, но без дырок, рубахой защитного цвета и плеткой с тремя хвостами из сыромятной кожи. Сбросив с себя негодный костюм и переодевшись, он стал похож на отставного милиционера, который вместе с женой странствует в поисках лучшей жизни.
Загрузив питьевую воду и продукты в телегу, Садыков забрался на козлы и взялся за вожжи. Повозка заскрипела и тронулась, Джейн, схватившись за железную скобу, забралась в нее на ходу, надела на голову панаму с широкими полями, спасавшую от солнца, и решила про себя, что все не так уж плохо. Они с Садыковым живы – это главное. До места как-нибудь доберутся, а там дел немного.
Время от времени Рахат, погоняя лошадь, покрикивал:
– Ну, пошел, зараза! Совсем мертвый достался. Надо его мало-мало погонять, а то прямо на дороге околеет.
Мерин прибавлял шагу, но потом снова замедлял ход и норовил свернуть направо. Садыков направлял вожжи в нужную сторону, а выбившись из сил, брался за плетку. Через час, совсем измучившись, он остановился и осмотрел копыта мерина: подковы не треснули и не отлетели. Упряжь в порядке. Но тут выяснилось, что у Погоста бельмо на левом глазу, оттого он и ходит странно, кругами.
– Что предлагаешь? – спросила Джейн.
Садыков ответил, что проехали уже несколько километров, впереди должен быть арык. Вода там чистая, как слеза матери, и сладкая, как горная роса. Вокруг растут деревья и кустарник, даже зеленая трава есть. Золотое место для отдыха. В свое время он бывал возле арыка, местность хорошо помнит. Там устроят привал, отдохнут дотемна. И снова в дорогу.
Он хлестнул Погоста, и повозка затряслась на камнях…
Девяткин потратил трое суток на поиски Жоры Тоста и его возлюбленной Людмилы Зенчук. Были проверены притоны и катраны, где в последнее время Жора засветился. Нештатные полицейские осведомители получили соответствующую ориентировку.
Один стукач из блатных якобы видел его на станции Удельная под Москвой в прошлый понедельник. Другой осведомитель, что интересно, в тот же самый день и почти в то же время, что и первый, столкнулся с Жорой на выходе из метро на станции «Беговая» и даже вежливо поздоровался, но Жора, не ответив, растворился в толпе. К четвергу Девяткину стало ясно, что поиски зашли в тупик. Поразмыслив, он решил, что настало время познакомиться с человеком, у которого Тост покупал героин.
Продавца дури Леонида Савельева, он же Савелий, решили брать в тихом ресторане «Комета», куда он дважды в неделю заворачивал отдохнуть. Здесь оборудовали два небольших обеденных зала, в задней пристройке помещалась бильярдная на три стола и комната для своих клиентов, где можно, сделав приличную ставку, сыграть в карты.
Ровно в одиннадцать вечера «Ягуар» Савелия подъехал к главному входу в заведение. Девяткин, устроившись в салоне служебного микроавтобуса, припаркованного на другой стороне улицы, наблюдал за происходящим через затемненное стекло.
На высоком крыльце под светящейся вывеской, гордо выпрямив спину, стоял швейцар. Это был немолодой оперативник, которого ребята называли дядей Колей. Одетый в синий френч, расшитый золотой тесьмой, брюки с лампасами и картуз с кокардой, он выглядел торжественно, словно генерал перед началом большого наступления.
Дядя Коля с неожиданным для его лет проворством подскочил к задней дверце «Ягуара» и распахнул ее. Из салона выбрался дюжий парень в темном костюме, светлой рубашке и желтом галстуке, расшитом гербами несуществующих государств. Швейцар раскрыл над головой Савелия черный купол зонта.
Следом за хозяином из машины вылезли еще два персонажа: невысокого роста водитель, возивший и охранявший Савелия последний год вместо прежнего водилы, погибшего во время неудачного покушения на босса. Второй парень, напротив, был долговязым и стройным, по непроверенным данным, некто Фома, обладатель черного пояса по карате. Оба охранника были вооружены крупнокалиберными пистолетами.
Швейцар взбежал по ступенькам вслед за Савелием, распахнул дверь, пропуская его вперед, а сам замешкался на пороге, пытаясь закрыть огромный зонт, который почему-то никак не хотел закрываться. Своей широкой спиной закрывая подход к двери, он что-то говорил и все дергал и дергал замок зонтика. На десять секунд оба охранника оказались отрезанными от босса.
Савелий миновал тесное пространство между двумя дубовыми дверями со вставками из толстого полированного стекла и, оказавшись в гардеробе, оглянулся назад, но не увидел охрану.
Он не успел удивиться или почувствовать опасность, только машинально отметил, как со стула, стоявшего в двух шагах от него, поднялся плотный высокий мужчина с синяком под глазом. В следующее мгновение старший лейтенант Лебедев бросился вперед, повис на спине Савелия, сдавил шею левой рукой, правой пятерней вытащил из-под ремня противника и бросил на пол пистолет. Два других оперативника, возникших ниоткуда, набросились спереди.
– Не двигаться! – крикнул кто-то в самое ухо Савелия. – Лежать, тварь!
Савелий вскрикнул от боли, когда ему заломили руки, вывернув кисти до треска в костях, и, падая,
