машинами?
– Что вы! Я от этого так далек. Бесконечно… Когда-то у меня был старенький «жигуленок», но денег на бензин вечно не хватало. Да и возни с машиной не оберешься. Короче, я его двинул, то есть сбросил… Короче, продал я его одному лоху. То есть заядлому автолюбителю. У которого времени больше, чем у меня. А мозгов, кажется, поменьше.
– И правильно, – одобрила Крымова. – Копаться с этими железяками такая скука. Грязь и скука.
Еще раз потрепав Петю по плечу, Зоя Федоровна умчалась по своим делам, оставив после себя терпкий запах французских духов.
– Прибавка к жалованью, – Рама плюнул в корзину для бумаг. – Тридцатник. Обосраться и не жить.
Двор сталинского дома тонул в темноте промозглого вечера. С неба сыпал снег с дождем, мокрый асфальт, отражавший свет горящих окон, отливал тусклым золотом.
Костян Кот и Димон Ошпаренный сидели на передних креслах «субару». На заднем сиденье развалился Леха Килла с бейсбольной битой в руках. От нечего делать разглядывал окрестности. Поодаль слева подъезд, в котором жил Виктор Ольшанский, справа через двор, заваленный талым снегом, и через детскую площадку, гаражные боксы. За ними почерневшая от времени кирпичная стена чулочно-носочной фабрики. Предприятие давно закрыли, определили под снос, но работы почему-то до сих пор не начались. Под козырьком подъезда горел фонарь в стеклянном колпаке, освещавший грязно-серую беспородную собачонку, примостившуюся на сухом месте возле двери. Собака вертела мордой из стороны в сторону, словно боялась пропустить загулявшего хозяина. Но хозяин почему-то не появлялся.
– Сейчас я мечтаю завести какую-нибудь здоровую псину, – вздохнул Костян. – Она сделает то, что не смогу сделать лично я.
– Например? – поинтересовался Ошпаренный, продолжая терзать магнитолу. Но стоящей музыки не находил. На всех радиостанциях гоняли попсу, которой место не в эфире, а в дешевых кабаках, а лучше – на грязной помойке.
– Например, разорвет в куски задницу Ольшанского. Промежность покусает, мошонку оттяпает.
– Какие мы кровожадные. Кто бы мог подумать.
– Похоже, эта седьмая бээмвуха для него дороже собственной мошонки, – подал голос с заднего сиденья Леха Килла. – Почти у всех автолюбителей мозги сорваны с нарезки. Все мудаки. Но я еще не видел, чтобы какой-нибудь чмошник так трясся над своей тачкой.
– Немного терпения, и тачки он лишится. – Ошпаренный выключил приемник, покопавшись в ящике для перчаток, вставил в магнитолу кассету с записями Фрэнка Синатры. – Как девственности. Раз. Немного больно, немного жалко потери. Но назад уже не вернешь.
– Не хрена было огород городить с этим гаражом, – сказал Леха Килла. – Надо просто встретить клиента посреди двора. Отоварить и забрать ключи от бумера. Это мое мнение.
– Твое мнение я уже слышал, – ответил Кот. – Но не успеем мы сесть в бээмвуху, как здесь будут менты. Кроме того, отоварить Толмача – не вопрос. Это дешевая тема. Его надо нормально наказать, а не шнобель своротить.
Сегодня Ольшанский вернулся домой около десяти вечера вместе с какой-то девицей. Он поставил машину в гараж, дважды проверил, заперт ли замок, подхватив свою даму под руку, со всей решительностью, отпущенной ему природой, потащил ее к подъезду.
Кот посмотрел на часы, решив, что любовники уже выпили по стакану вина и, созрев для плотской любви, нырнули в постель. Выбравшись с водительского сиденья, размял ноги и задрал голову. Свет на кухне Ольшанского погашен. Костян снова занял место за рулем и выключил музыку.
– Пора, – сказал он, повернувшись к Ошпаренному. – Наш друг, наверное, уже ждет на улице. Замерз.
Димон передернул плечами, не хотелось вылезать из теплого салона и телепаться под дождем. Он застегнул куртку, вышел из машины. Озираясь по сторонам, прошагал до угла дома. Редкие фонари и ни одного прохожего. У кромки тротуара стоял КамАЗ, габаритные огни погашены, кажется, в кабине никого.
Через секунду дверца открылась, сверху спрыгнул долговязый парень с бритой налысо башкой, прыщавой физиономией и серьгой в ухе. Кличка Панк прилепилась к нему именно из-за этой серебряной серьги.
– Я уже полчаса тут торчу, как опущенный, – Панк протянул Димону холодную вялую ладонь, дыхнул в лицо свежим перегарчиком. – Вы чего там, совсем что ли? Ведь КамАЗ не мой, он два часа как в угоне. У ментов наверняка уже есть ориентировка. Если мимо проедет патруль…
– А если не пить перед делом, а? – Ошпаренный вытащил бумажник. Отсчитав деньги, сунул купюры Панку. – Не пробовал без этого?
Поговаривали, что Панк вместо водки лакает жидкость для выведения прыщей. Дешево, а эффект тот же. Некогда он состоял в одной уличной банде, но дружков кого пересажали, кого постреляли. Оставшись не у дел, Панк занялся угоном отечественных автомобилей, разбирал «Жигули» до винтика, приторговывал запчастями. Прибыль небольшая, но жить можно. К иномаркам он близко не подходил.
– Можно начинать?
– Не сейчас, – помотал головой Димон. – Подождем еще четверть часа. Воткнись, чувак, и не хлопай ушами. Работа у тебя ювелирная. Тачка в гараже не должна пострадать. Ты ломаешь ворота и разваливаешь часть стены. Но кирпичи должны свалиться не на машину. На другую сторону. Понял?
– Понял. Что я совсем, что ли… Головой упал.
– Хрен тебя знает, – проворчал Димон. – Может, и головой.
Панк махнул рукой и полез в кабину грузовика.
Глава четвертая
За те четыре дня, что Костян Кот посвятил наблюдениям за Ольшанским, удалось кое-что узнать. По
