временем Ардман убедился, что излечившихся алкоголиков и наркоманов в Москве – по пальцам считать. Главное же, эти люди не умеют себя правильно держать перед большой аудиторией.
Задача человека, выходящего на сцену, – агитировать родственников больных людей заключать договора с «Благовестом», здесь же, в Доме культуры, не отходя от кассы, вносить предоплату за лечение. А бывшие наркоманы и алкаши комплексуют во время выступления, обильно потеют и, вместо того, чтобы находить нужные слова, доходящие до самого сердца зрителей, мямлят, жуют кашу, лепят какую-то ерунду. Короче, получается жалкое неубедительное зрелище. Смотреть стыдно.
Куда выгоднее привлекать неизвестных артистов, профессионально владеющих словом и силой убеждения. У этих и голос поставлен, говорят они красиво, образно, с надрывом. Могут слезу дать. И вообще способны убедить людей в чем угодно.
– Я понял, что жить мне осталось всего ничего, – из груди Истомина вырвался хлюпающий звук, лицо пошло морщинами, глаза увлажнились. – И тут мне повезло. Может, это было самое больше везение в моей непутевой жизни. Один знакомый рассказал о центре «Благовест», о Михаиле Борисовиче, о наркологах, которые там работают. Честно говоря, поначалу я не верил в свое спасение…
По щекам Истомина потекли крупные прозрачные слезы. Но он не стыдился этих праведных искренних слез, даже не пытался стереть влагу со щек и гладко выбритого подбородка. Истомин продолжал говорить, уже захлебываясь от рыданий.
Его сбивчивые, путанные, но эмоциональные слова произвели должное впечатление. Женщины в зале открывали сумочки и вынимали носовые платки. Ардман и сам хотел вытащить платок, всплакнуть, а заодно и высморкаться. Но плакать расхотелось, когда он вспомнил, что после прошлого представления в Доме культуры «Газовик» за кулисами выстроилась живая очередь из страждущих исцеления. Люди пришли с деньгами, бухгалтер «Благовеста» и две ее помощницы едва успевали подсчитывать выручку и шлепать колотушки на только что заключенные договора. Хорошо бы и сегодня так пошло.
– Но я нашел в себе силы, потому что мне помогли, – говорил, хлюпая носом, Истомин. – И сейчас я думаю о тех несчастных людях, которые…
Ардман не любил подобные сборища: сидишь на сцене, как дурак набитый, щелкаешь клювом и киваешь головой. Директор утешал себя тем, что все его неудобства окупаются с лихвой. Объемы продаж наркотиков и алкоголя в России растет, как на дрожжах, и этот факт радовал Ардмана. Ведь растет и его прибыль. Но без рекламы, без этих шумных акций, с музыкой, с артистами, с оркестром в фойе, доходы «Благовеста» сдуются, как дырявый мячик. Ведь и конкуренты, которых развелось, как собак нарезанных, не дремлют, норовя вырвать изо рта жирный кусок.
Истомин украдкой взглянул на часы и решил закругляться, он перебрал лимит на полторы минуты.
– Врачи из «Благовеста» подарили мне новую жизнь, – веско заявил он. – Земной вам поклон и большого человеческого счастья.
Повернувшись к Ардману, Истомин отвесил поклон в пояс. Вытер мокрый нос и строевым шагом ушел со сцены за кулисы. Раздались жидкие аплодисменты: публика то ли звала Истомина продолжить выступление, то ли восторгалась талантами Ардмана. Котов тоже хлопнул в ладоши, вытащил из кармана флакончик из- под духов, быстро влил себе в рот какую-то гадость. Мужчина в зеленом пиджаке, исполнявший роль конферансье, подошел к микрофону.
Но тут случилась заминка, не предусмотренная программой «Праздника трезвости».
Из второго ряда встал неряшливо одетый человек в джинсах и свитере, по ступенькам резво взбежал на сцену, на ходу снял очки. Плечом Котов оттеснил от микрофона конферансье. Ардман насторожился, не зная, чего ждать от этого хмыря: неприятностей или новых комплиментов. Конферансье, пожав плечами, отступил в сторону.
– Мне только два слова, – сказал Котов. – Я пришел сюда не выражать благодарность. И не слезы лить. Я хочу открыть вам, люди, глаза на то, что твориться в медицинском центре. Хочу сорвать завесу…
Чтобы сорвать завесу и открыть людям глаза Котову не хватило жалкой минуты. Неожиданно без всякой видимой причины он остановил свою речь, схватился за сердце и громко задышал в микрофон. Котов побледнел, челюсть отвалилась, он стал медленно опускаться на колени. Уже стоя на коленях, Котов ухватился за штатив микрофона и с силой грохнул его на доски сцены.
Раздался звук, громкий и смачный, здорово напоминающий разрыв противотанковой гранаты. Котов пронзительно закричал. Зрители замерли в напряденном оцепенении. Какая-то нервная особа из первого ряда заголосила, вскочила с кресла. Люди, топтавшиеся в фойе, в том числе сотрудники ФСБ, привлеченные взрывом и криками, бросились в зал.
Колчин не смотрел на сцену, он внимательно наблюдал за Беляевым. Подполковник поднял руку и дважды пригладил ладонью волосы, подавая знак: можно начинать. Колчин поднялся с кресла, быстрым шагом вышел из зала. В фойе осталась лишь одна буфетчица, она не могла бросить разложенные на столах бутерброды, оставить деньги в не запертом ящике. Хотя и буфетчице очень хотелось побежать в зал и выяснить, что же там случилось. Колчин поднялся по служебной лестнице на второй этаж.
По коридору навстречу ему шагали взволнованные эстрадные артисты, какие-то люди в цивильных костюмах, Истомина среди них не было. Колчин, изучивший расположение комнат, толкнул дверь с табличкой «Администрация».
Самая большая комната Дома культуры была отдана московским гастролерам. Устроившись на подоконнике, мужчина в черном костюме настраивал гитару. У большого зеркала женщина расправляла складки на длинном платье с серебряной вышивкой на подоле. В дальний угол забился чтец декламатор, худой, как жердь, облаченный в темный фрак и концертную бабочку. Чтец, закрыв глаза, бубнил себе под нос стихи, которые выучил сегодня днем: «В пору, когда отцветает акация, желтых измен семена не благие»…
Истомин сидел рядом с дверью у конторского стола, застегивал стоявшую на коленях кожаную сумку. Только что он, не изменив своей привычке, тяпнул сто пятьдесят водки и закусил бутербродом. Когда артисты побежали посмотреть, что случилось в зале, он не двинулся с места. Чтобы там не произошло, хоть потолок обвалился, Истомина это не колышет.
Колчин подошел к Истомину, наклонился к его уху: – Я от вашего брата, от Леонида, – скороговоркой прошептал Колчин и потянул Истомина за рукав. – Быстрее, прошу вас. Леня ждет в подвале. Нужно поговорить. Срочно. Ну, скорее же.
Истомин встрепенулся, засунул сумку под стол, вслед за незнакомцем вышел из комнаты. Никто не посмотрел ему вслед. Мужчина с гитарой, подтягивал колки и укреплял зажим на грифе своего инструмента. Певица крутилась у зеркала и никак не могла расправить вышитый серебром подол платья. Чтец
