этого быть не может. Мистика какая-то. Бумер на прощанье мигнул ему фарами? Нет, наверное, показалось. Димон поплелся дальше, бормоча под нос одни и те же слова:
– Что произошло, Господи? Я хочу знать, что произошло. А ничего такого… Ни хрена собачьего. Это все бумер… Черный черт… Это он, а не я…
Казалось, проселку не будет конца. Прошагав километра три, Димон наткнулся на ржавый остов грузовика. Он почувствовал усталость. В боку такая же сильная боль, как тогда, когда шоферюга ткнул его отверткой… Присев на подножку, достал мятую пачку сигарет и зажигалку. После первой затяжки закружилась голова. Табак горчил на потрескавшихся губах. Он опять ушел в себя, погрузился в невеселые мысли.
Как все-таки нелепо выглядел этот солидный, добропорядочный «бюргер Бумер», увязнув в грязи русского бездорожья. Словно пришелец из другого мира, посланец более высокой цивилизации. Ведь он был рожден для европейских шоссе и автобанов. Для того ли собирали его аккуратные немецкие рабочие, чтобы он засел в болоте в сотне километров от ближайшего городишка?
Разве не то же самое произошло с ним и с пацанами, разве они не так же сбились с пути, застряв в болоте? В том смысле, что они вместе тонули, барахтались в трясине, с каждым движением погружаясь в нее все глубже. Почему так случилось? Почему? Потому что они жили по понятиям, по своим правилам и законам. И больше всего боялись, что их примут за слабаков. А сам он кто? Терпила? Или все-таки право имеет на чужую жизнь и чужую собственность? Нет спасения от этих вопросов. И нет на них ответов.
Какая разница, если он все еще живой? У него появился шанс когда-нибудь выйти на дорогу с твердым покрытием… Какую цену он заплатил за возможность шагать по этим лужам? Пока не ясно, стоило ли спасаться бегством или лучше было бы сдохнуть там, у «Аэлиты»…
Бросив окурок в сторону, Ошпаренный с трудом выпрямился и побрел дальше. Проселочная дорога никуда и не привела: кончилась за дальним поворотом. Димон пошел лесом, с трудом переступая через стволы поваленных деревьев, налетая на пни. Иногда он падал, спотыкаясь о сухие ветки или корни деревьев, вылезшие из земли или покрытые снегом. Но снова вставал и шел дальше, понимая, что нужно успеть выбраться из этой проклятой чащи до наступления темноты. Иначе он окончательно потеряет все ориентиры, поддавшись усталости, присядет под деревом и насмерть замерзнет. Боль в боку немного отступила, ушла куда-то в самое нутро. Димон обломал толстую ветку, сделав из нее что-то вроде посоха, двинулся дальше, опираясь на него.
Так он прошел еще километра полтора. Лес впереди стал реже, деревья словно расступились перед ним. Еще через полчаса Ошпаренный вышел к придорожной насыпи, отбросив посох, взобрался на нее, побрел по асфальтовой дороге в два ряда. Он так устал, что уже не чувствовал радости от этой победы.
Димон не пытался останавливать машины, изредка пролетавшие мимо. Просто шагал по обочине, твердо зная, что эта дорога не оборвется, приведет его куда-нибудь. К автобусной остановке он подошел, когда заходящее солнце краем коснулось макушек елей. Сел на деревянный ящик, вытянув уставшие ноги. Он попытался рассмотреть расписание движения автобусов, но жестяная табличка заржавела, чешуйки краски облупились.
Димон докуривал последнюю сигарету, когда из-за поворота показался рейсовый автобус. Наверняка он направляется в какой-нибудь маленький городок, о котором Димон никогда в жизни даже не слышал. Открылись двери, Димон вскочил на подножку. Через несколько секунд автобусная остановка исчезла за поворотом…
