– Садитесь, – сказала она. – Если, конечно…
– Да, да, сидеть я еще не разучился, – Поветкин присел на краешек стула у изголовья кровати. – Побаливает, но терпеть можно. Собственно, я на одну минуту. Все в телеграфном стиле. Вам дают роль в новой постановке «Черный бумер». Это уже не блеф, а чистая правда.
Расстегнув портфель, он выложил на тумбочку дневник Лены, найденный в гримерке, и папку с бумагами.
– Ваш дневник я нашел тогда, ну… Не удержался, пролистал его, надеялся прочитать записи о себе. Хорошее или плохое. И наткнулся на эту историю с Сашей Бобриком. Проглотил, не отрываясь. Человека преследует, догоняет, но не может догнать, черный бумер. Красивый образ. Кстати, у этой истории нет финала. Чем все кончилось?
– Пока ничем. Действие продолжается.
– И хорошо. История без финала оставляет мне право на импровизацию. Короче, на основе этих записей я написал сценарий, он еще полностью не готов. Но вы все поймете. Вот рукопись, в папке. Мы не станем полностью перекраивать постановку «Серебряный век», лишь сделаем ее современной. Прочитаете мой опус, когда пойдете на поправку. Повторяю: главная роль – ваша. Конечно, если вы согласитесь. Теперь ваш ход.
Лена села на кровати.
– Я соглашусь, – сказала она. – То есть я уже согласна. На все сто. Но только не надейтесь на то, что в благодарность я еще раз отхожу вас по голому заду ошейником.
Щеки Поветкина, давно разучившегося смущаться, слегка порозовели. Поднявшись, он засобирался на выход.
– У тебя под началом работает народа – без счета, – сказала супруга Михаилу Адамовичу, закрыв дверь за Поветкиным. – А в людях ты совсем не разбираешься. Режиссер оказался таким милым человеком, таким чутким… Когда я сказала ему по телефону, что Лена сильно простудилась, он, кажется, всхлипнул. За глаза его поносят, говорят всякие мерзости. Но все это – зависть карликов перед гигантом.
– Мне он понравился сразу, – ответил Демидов. – Честный малый, прямой. Я сунулся со своими деньгами, как последний идиот. А он показал на дверь. Это по-мужски. Хорошо хоть Лена не узнала эту историю.
– Слава богу, – вздохнула Ольга Петровна.
Глава двадцать третья
Краснопольский, раздвинув шторы, выглянул в окно. Над дачным поселком сгустились сумерки, капает дождь, а ветер теребит ветви старых яблонь.
– Ухо опять разболелось, – сказал Фомин. Он сидел в кресле качалке у потухшего камина и листал журнал с голыми бабами. – В следующую пятницу поеду в одну клинику. Если там не помогут, хоть в петлю лезь.
– Езжай, – механически согласился Приз.
– Ну, блин, и доктора в Москве. На зоне в Мордовии у нас был лепила, старый старик, умственно отсталый укроп. К тому с бельмом на глазу. Почти ни хрена не видел, все на ощупь. Так этот хрен иваныч в сравнении со столичными докторами – просто великое светило отечественной медицины. Он умел вправлять грыжи, дергать зубы, лечил любые воспаления. Будь он вольняшкой, наверняка стал бы академиком. Впрочем, нет… Не стал бы. В Москве без взятки даже санитаром в морг не устроишься. А у старика денег сроду не водилось.
Фомин подумал о чем-то и брякнул:
– Да, а ведь жизнь всего одна. И та совсем короткая.
Краснопольский не ответил. Отошел от окна, повалился спиной на железную кровать и, подложив руки под голову, стал разглядывать сидящего за круглым столом Ландау. Перед ним молодым человеком расставлены какие-то приборы, купленные на радиорынке на деньги Краснопольского, светился экран ноутбука. Парень, почувствовав взгляд, свел брови на переносице, прищурив глаза, стал вглядываться в экран переносного компьютера, будто плохо видел. Изображая напряженную работу мысли, он даже прикусил губу. Смотреть на этого придурка тошно, вечно задумчивый, унылый, как нищий на паперти. Ему бы в самодеятельности выступать, а он ломает из себя компьютерного гения, в рот ему палку. И свободные полчаса никак не найдутся, чтобы грохнуть эту сволочь и закопать на огороде.
Плохой выдался день, хуже некуда. Полчаса назад Краснопольский вернулся от Фанеры, голодный и злой, хорошо бы перекусить и запить все неудачи стаканом доброго коньяка, но кусок не лез в горло. Фанера темнил, не называл ни имен, толком не рассказал о том, что случилось, но после разговора общая картина событий сложилась в голове сама собой. Люди из правоохранительных органов, Фанера не назвал даже конторы, в которой они служили, но по всем прикидам выходило, что это фээсбэшники, так вот, эти люди куда-то исчезли. Ни один телефон не отвечает.
Уже больше суток Фанера пытается найти какие-то концы, но безуспешно. Вместе с чекистами пропал закадычный друг Бобрика некий Элвис, которого ребята из конторы окучивали. Перед исчезновением один из чекистов разговаривал с Фанерой, сказал, что все в порядке, груз уже на руках и надо бы рассчитаться. На этом остановка. Ни груза, ни чекистов, ни Элвиса или как там кликают этого муделя. Завтра, возможно, придется объясняться с чеченцами, их переговорщиком Мишей Мещеряковым. Где недостающие комплексы? Когда они появятся? Сколько можно ждать? Чеченцы получили почти все, что хотели, так нет, им нужны все ПЗРК до единого. Тоже твари упертые… Как бы эти переговоры не кончились большой кровью.
Краснопольский прикурил сигарету и пустил дым в потолок. Если комплексы не найдутся в течении суток, а надежды с гулькин хрен, придется забивать стрелку с чеченами и… Услышав короткую реплику Ландау, он не довел мысль до конца, присел на кровати. Окурок, отклеившись от губы, упал на пол. Приз раздавил сигарету подметкой.
– Что ты сказал?
– Я говорю: есть сигнал, – голос Ландау от волнения сделался хриплым. Ясно, он самого начала не верил в удачу. Тянул время, делая вид, что занят поисками мобилы Бобрика. – Тверская область. Глухомань.
Фомин, скомкав журнал, бросил его на пол, подскочил к столу, уставившись на экран ноутбука.
