заведении. Ее красота бесследно исчезла. Лерка похожа на задницу моей бабушки. Да и сам я стал уже не тот. Все, что я когда-то имел, чем дорожил, вывалилось из карманов. И уже не поднять с мостовой, потому что спина не гнется. Но у меня осталась эта железяка. И она приносит мне удачу. Всегда таскаю его с собой, если светит серьезное дело.
Приз бережно завернул кубок в вощеную бумагу и убрал его в ящик для перчаток.
– Поставить жизнь на кон ради любимой женщины, ради больших денег – это мне понятно, – сказал он. – Но гробить себя ради какого-то мальчишки. Какой-то сопли на заборе. Нет, это их области идиотизма.
Элвис не ответил. Отвернувшись, он смотрел на прозрачный осенний лес, на дачных поселки, и не испытывал ни сожаления, ни грусти. Он вспоминал один-единственный день своей армейской службы.
От Гудермеса поезд отошел в начале седьмого утра. Впереди локомотива, как всегда, железнодорожная платформа, по краям которой один на другой уложены мешки с песком. Между мешками на треножный станок поставили пулемет калибра семь шестьдесят два.
Буратино, Одетый в утепленную куртку с капюшоном, спортивные штаны и свои шикарные ботинки, лег на доски платформы. Элвис смотрел на дорогу, убегающую под колеса поезда. Привалившись спиной к мешку с песком, он поглубже натянув голубой берет, накрыл голову капюшоном куртки. Рядом положил карабин и снайперскую винтовку, ствол и цевье обмотаны узкими полосками бумажного скотча, бережно прикрыл оружие старой рубашкой. Элвис приподнимается над мешками, подносит к глазам окуляры бинокля.
По разбитой асфальтовой дороге, что идет параллельно железнодорожному полотну, одна за другой катят три машины. Жигуленок, «Волга»и белый ветхий джип с помятыми боками и фарами-искателями, укрепленными на крыше. Людей в тачках – битком, как сельдей в бочке. Сидят на коленях друг друга. К стеклам прилипли чьи-то рожи. Люди в машинах пристально разглядывают состав, каждый вагон, локомотив.
Еще несколько минут, и автомобили едут вровень с поездом. Задняя дверца джипа открывается, какой- то мужик в кожанке направляет на Элвиса указательный палец. Дергает рукой, будто стреляет из пистолета и смеется. В ответ Элвис показывает пассажиру средний палец и сплевывает сквозь зубы. Мужик что-то кричит в ответ, но слов уже не разобрать, передняя тачка плавно набирает ход, за ней ускоряются остальные машины. И скрываются из вида, легко обгоняя поезд. Элвис не первый раз видит этот белый джип Ниссан. В округе развелось много банд, которые живут грабежами поездов и автомобильных колонн.
По-хорошему, ехать часа полтора, но локомотив, как и положено по инструкции, едва плетется. И кто знает, сколько времени займет путь. Едва рассвело, полотно дороги проверили саперы, но, возможно, бандиты успели заложить новый фугас. В случае подрыва состав, идущий на низкой скорости, не сойдет с рельсов. У правого борта платформы присел на корточки рядовой Саша Замотин, прищурив глаза, он водит автоматным стволом из стороны в сторону, будто с минуты на минуту ждет нападения бандитов. Обычно у старослужащих чувство близкой опасности притупляется, бывает, они под кинжальным огнем не гнутся, думая, что их пуля еще не отлили. Но Замотин чует опасность издали, как бездомная собака жратву. Он всегда готов встретить эту опасность и не дрогнуть.
На стыках рельс колеса выбивают неприятный глухой звук, будто кто-то лупит молотком по железяке.
– Где те пионеры, которые ночью насрали мне в рот? – кричит Буратино, он забывает, что вокруг него люди с нормальным слухом. – Я бы их по стенке размазал тонким слоем.
– Нечего было насасываться одеколоном, – орет в ответ Элвис. Слева, прячась за мешки, на брезенте сидел Леша Чеботарь, по прозвищу Штангист, единственный человек во всей роте, кто на дух не переносил водку и не курил. Все свободное время, где бы не находилась часть, Чеботарь посвящал физкультурным упражнениям с отягощениями. Качал железо, поднимая, что под руку попадется: водопроводные люки, танковые треки, чугунные болванки. Из дома ему присылали детское питание, которое Леша поглощал пачками, он и до армии был сдвинут на тяжелой атлетике, а за полтора года службы успел нагулять приличную мышечную массу. Вдвоем с Лешей хорошо таскать ящики с боеприпасами.
Остальные солдаты, лейтенант Мазаев и Гогер-Могер, сдержавший слово и притащивший на вокзал ручной пулемет и патроны, едут в задней части поезда.
– Чего, братва, приуныли? – орет Буратино. – Если страшно, еще есть время сменить подштанники.
– Ты бы свои сменил, – басит Чеботарь, все существо которого восстает против грубого казарменного юмора. – А то здесь слышно, как от тебя воняет.
– А? Чего говоришь? – Буратино валят дурака, в крови бродит вчерашняя закваска.
За локомотивом четыре товарных вагона, доверху набитые солдатским обмундированием, запасными частями к «уазикам», спальниками и еще каким-то барахлом, к ним прицеплен единственный пассажирский вагон, в который погрузили картонные коробки с сухими солдатскими пайками и хлебом, за ним платформа, заставленная контейнерами с лекарствами. Состав замыкает еще одна платформа, в точности такая же, что катит впереди. Там тоже установлен станковый пулемет и вдоволь мешков с песком, за которыми можно спрятаться в случае обстрела.
Элвис часто поднимается с брезента, разглядывая местность в бинокль. Люди как вымерли, пустынный пейзаж. В поле зрение попадает дом без крыши с обвалившимися стенами, обгоревший остов грузовика, чья-то могила у железнодорожной насыпи. Крест из железных прутьев воткнул в землю, на него надели пластиковый венок с оборванной лентой. Могила свежая, земля еще не осела. Впереди горит красный сигнал семафора, это бандиты ставят перемычки на рельсах, чтобы включился красный свет, и состав остановился. Но все эти примитивные хитрости машинистам хорошо известны. Поезд без остановки катит дальше.
– Слева в кустах трое, – кричит Леша Чеботарь, обращаясь к Элвису. – Примерно сто пятьдесят метров от нас. Что делать, прапорщик?
– Ты знаешь, что делать, – кричит Элвис.
Чеботарь дает предупредительную очередь из автомата. С кустов летят желтые листья, ломаются ветки. Силуэты людей исчезают в тумане.
Дорога делает поворот, поезд, который на прямых участках едва плетется, замедляет ход, почти останавливается. Рядом, метрах в пятидесяти проходит грунтовка, справа за дорогой заросли кустарника, торчат голые стволы деревьев. Теперь без бинокля видно, что за деревьями стоят два КамАЗа, готовые принять груз с лекарствами, и микроавтобус. Неподалеку тот белый джип, что попался на выезде из
