Новый год справили тут же, на рабочем месте, выпили по глотку водки, открыли рыбные консервы, испекли в камине картошку. Мороз все крепчал, а оттепели не обещали. После короткого ужина друзья зажигали переноску и снова брались за работу. Бобрик простудился, но вкалывал, не жалея себя. Два раза в неделю появлялся Уханов, в своем драповом пальто, подбитом мехом и шапке с опущенными ушами, он расхаживал по деревянному настилу, совал нос, куда не следует, и отвлекал Бобрика идиотскими вопросами. «А материал не сыроват? – в десятый раз повторял Вадим Вадимович. – Боюсь, летом доска рассохнется, щели большие будут». Вместо ответа Бобрик кашлял взахлеб, сплевывал на снег мокроту, давая понять, что ему не до разговоров. Но Уханов не отставал. «По-моему, этот столбик – косенький, – говорил он. – Отвесом проверяли?»Он не уходил, пока сам не промерзал до костей.
Однажды возле отчего дома появился сам Месяц, склонный к полноте круглолицый румяный мужик невысокого роста, судя по виду, добродушный и вежливый. Он, стянув перчатку, за руку уважительно поздоровался со строителями.
«Что, парни, еще не замерзли?»– спросил он. «Нам некогда мерзнуть, – улыбнулся Бобрик и зашелся кашлем. – Дел вагон». «Вы старайтесь, – сказал хозяин. – В обиде не останетесь. Те, кто со мной работает, еще на жизнь не жаловались». Ничего не смысливший в строительстве Месяц побродил вокруг дома, рассказал пару анекдотов и, довольный собой, уехал на джипе в город. Уханов больше не приезжал, видно, нашел себе дело. «Ну, к лету заказов подвалит выше этой крыши, – сказал после отъезда Месяца Бобрик. – Везет, так везет». Гудков почему-то не разделял оптимизма напарника, но все больше мрачнел, будто чуял сердцем близкую беду, но свои мысли вслух не высказывал.
Бобрик так и не успел раскрутиться и стать настоящим бизнесменом, помешали обстоятельства.
В конце января Петя Гудков взял денег на бруски и вагонку для внутренней отделки веранды, сел в свою «копейку», уехал на стройрынок. И появился только через пять дней с опухшей похмельной рожей и синяком под глазом. Переодевшись в ватные штаны и телогрейку, взялся за рубанок. Бобрик только покачал головой и промолчал, потому что не нашел слов, чтобы выразить накипевшую злость. Когда веранду подвели под крышу, стало ясно, что к намеченному сроку они не успеют. «Может, кого наймем? – предложил Бобрик. – Ну, в помощь?»На какие, интересно, шиши? – вопросом ответил Петя. – На стройматериалы не хватает, а ты – «наймем».
Пятнадцатого февраля нарисовался Уханов. Он мерил шагами недостроенную веранду, качал головой и повторял: «Хозяин очень расстроится. Он завтра возвращается с Кипра. М-да, он очень расстроится. Даже не знаю, что делать». Бобрик, подгонявший рамы, бросил работу: «Поймите, мы не могли уложиться в срок. Это было нереально. Такую огромную веранду отгрохать в такую стужу – это уже подвиг». «Мне-то что, – Уханов, кажется, сам был готов пустить слезу. – Но Месяц очень расстроится». И уехал, чтобы на следующий день под вечер появиться вместе с хозяином. От прежнего добродушия Месяца не осталось и следа. Его лицо словно окаменело, под кожей играли желваки. Ухватив Петьку за ворот телогрейки, он с силой припечатал его спиной к стене. «Вы что же творите? – прошипел Месяц. – Вы чего, суки сраные, добиваетесь? Чтобы я вас бомжами по миру пустил?»Он занес кулак, чтобы поставить Петьке штемпель под вторым глазом, но почему-то передумал, развернулся и зашагал к машине.
На следующий день появился Уханов, сосредоточенный и деловитый. «Хозяин обдумал ситуацию, – сказал он. – И решил так. Веранду заканчивайте. Через неделю, в следующий вторник, заплатите неустойку – шесть тысяч баксов. И разбежались». «Я таких денег в руках не держал», – начал было Бобрик. Но собеседник лишь брезгливо поморщился: «Лично мне до лампочки, отдадите вы бабки или нет. Вам здесь жить. Вам и вашим родственникам». Бобрик сел в салон ухановского «Опеля», неверной рукой написал расписку.
Следующие пару дней друзья по всему городу искали людей, которые могли бы под проценты одолжить деньги. Нашлась некая Валентина Марковна, одинокая, но еще не старая баба в самом соку, которая занималась частным ростовщичеством, субсидируя челноков и рыночных торговцев, людей без чистой кредитной истории, которым не смысла соваться в банк. Марковна загибала такой процент, что становилось тошно жить, но пришлось соглашаться. При бабе состояли три амбала, занимавшихся факторингом, большие специалисты по выбиванию долгов. В их понимании молодой человек был надежным клиентом: живет с отцом в собственном доме, откуда старшего и младшего Бобриков в случае просрочки можно запросто вытряхнуть. Дом, по современным понятиям не бог весть что, но штук на шесть-семь легко потянет. Когда Бобрик пересчитывал деньги и писал расписку, парни перемигивались и скалились ему в лицо, давая понять, что следующая встреча не за горами.
Три штуки были в кармане, но через два месяца вернуть предстояло все пять. Еще штуку одолжил местный скупщик краденого, некто Абрамыч. Этот процентов не начислял, сказал только, что Петя и Бобрик через месяц вернут основную сумму и окажут ему пару-тройку мелких услуг. «Без большой крови обойдется. И без стрельбы. Все по-тихому нарисуем. Надо будет в электричках разобраться с людьми, которые там нищенствуют. Жируют, суки, а на общак не кидают ни хрена», – сказал он и, сунув расписку в карман, растворился в табачном дыму привокзальной пивной.
Оставалось найти еще пару штук. Тут помог Дима Череп, бандюган, который рос на одной улице с Петькой.
«Зря вы связались с Месяцем, – сказал он. – У него в должниках три сотни пацанов ходит. Один ему пристройку к дому делал и к сроку не успел. Другому он бабло дал, чтобы свое дело открыть, а потом помог разориться. На кого-то просто наехал и накрутил долг от фонаря. Сразу видно, что вы парни в где-то далеко чалились, и здешние порядки вам в падлу». Череп встретился с Месяцем на следующий же день и вернулся не слишком веселый. «Короче, штуку он вам скинул, – сказал Череп. – Потому что я очень попросил. Но большее его не сломать. Мне за посредничество – пять сотен. Вернете через месяц. День просрочки, – и я врубаю счетчик. Пойдут проценты и проценты на проценты».
Глава девятая
Ночь с четверга на пятницу друзья просидели в подвале пятиэтажки, бывшем офисе. Строительный бизнес вместо ожидаемой прибыли принес какие-то дикие несуразные долги.
«Во вторник отдадим Месяцу, что есть. И попросим об отсрочке, – говорил Бобрик, тыкая карандашом в листок с именами кредиторов. – На той неделе съезжу к тетке в Ростов, она даст две штуки года на два. Без процентов. Этот долг мы закроем», – он вычеркнул Месяца из списка. «А с остальными еще проще, – добавил Петя. – Уговорим их подождать. А весной наймем таджиков. И будем грести бабки лопатой. И еще возьмем на работу двух бухгалтеров, потому что сами не сможем все деньги сосчитать». Петька заржал как мерин. Он долго смеялся, хватаясь за живот, корчился на стуле, а в глазах его стояли слезы. «Это я во все виноват, – сказал он, отсмеявшись. – Слышал ведь краем уха об этой твари, о Месяце. И все-таки согласился». Бобрик еще раз пересчитал заемные деньги, сунул их в поясную сумку и тряхнул ладонь напарника, окончательно впавшего в меланхолию.
На следующий день Петя не заехал за Бобриком, чтобы вместе добить веранду. Пришлось тащиться на другой конец города, выяснять, что случилось. Бельмастая, старуха, у которой Гудков снимал угол, сказала, что постоялец собрал вещи и куда-то уехал, когда еще не рассвело. Своему напарнику он оставил коробку из-под ботинок, заклеенную скотчем. В коробке Бобрик нашел записку. «Из этого дерьма нам никогда не вылезти, – писал Петька. Мы всю оставшуюся жизнь останемся должниками. Будет только ишачить и
