– Это специфический товар, покупателя, который даст настоящую цену, приходится искать долго, – ответил Задорожный. – И очень осторожно. На это уходят многие месяцы, а то и годы. Кроме того, Гриценко хотел, чтобы зенитные комплексы отлежались в тайнике, улеглась пыль, о существовании оружия забыли. Обычная мера предосторожности. Впрочем, черт с ним, с Гриценко. Нам нужен теперешний хозяин арсенала. И еще нам нужен Бобрик. Мы очень рассчитываем на вас.
– Напрасно, – помотал головой Радченко. – Напрасно рассчитываете. Я уже рассказал все, что знал. Охота за Бобриком началась, как только он и Петька Гудков пришли с заявлением в ментовку. Если бы он этого не сделал, все сложилось по-другому. Гудков остался бы жив. Это была ошибка – переться в милицию, рассчитывать на объективное расследование и так далее. Если Бобрик явится к вам, он может повторить судьбу Гудкова. Это мое мнение.
– Значит, мы не сумеем договориться? – глаза Задорожного сузились в злом прищуре. – Ты отказываешься от сотрудничества? Что ж… Мы не менты, их методы работы для нас неприемлемы. Потому что они грубы и примитивны.
– Это радует, – усмехнулся Радченко.
– Тебе лично радоваться нечему. Ты кое-чего добился в жизни. Но можешь потерять абсолютно все. Положение в обществе, хорошую работу, деньги. Даем тебе на раздумье трое суток, умник сраный. А потом в твоей судьбе начнется черная полоса. Хорошо, если в тюрьму не сядешь. Впрочем, можно и это устроить. Очень легко. Все понял?
– Все, – кивнул Радченко.
– Если не поумнеешь, то совсем скоро станешь бедным и больным, – добавил Задорожный. – Когда дойдешь до точки и задумаешься о самоубийстве, позвони. Мы поможем тебе повеситься.
Задорожный накарябал на листочке номер мобильно телефона, вложил бумажку в ладонь Радченко.
– Все, проваливай отсюда. Придурок. Господи… Какой же ты придурок.
До репетиции еще час с хвостиком, но Лариса Демидова приехала в театр раньше времени, вошла не через служебный, а через главный вход. И в пустом полутемном фойе столкнулась с Василием Ивановичем Самсоновым, который на репетициях вечно путался под ногами, занимался мелким подхалимажем и, что-то чирикая в своем блокноте, многозначительно улыбался или хмурился. Всем известно, что Самсонов, человек бесконечно далекий от искусства, но он едва ли не лучший друг главного режиссера Поветкина, его доверенное лицо, что-то вроде приживалки при режиссере, хотя в штате числился всего лишь помощником осветителя.
Встав на дороге, Самсонов сладко улыбнулся.
– Рад приветствовать вас, – пропел он и, завладев рукой Ларисы, долго и нежно мял ее ладонь. – Прекрасно выглядите. Что же вы так рано?
– Хотела немного размяться перед репетицией, – пришлось остановиться и даже изобразить подобие улыбки. – И еще хотела…
Самсонов, не дослушав, ухватив Ларису под локоть, потащил ее за собой в дальний угол фойе, где висели картины, отобранные для экспозиции лично главным режиссером: авангардная живопись вперемежку с реалистичными пейзажами. Тут же стояла скульптура «Плодородие», при виде которой хотелось стыдливо отвезти взгляд в сторону: обнаженные женщина и мужчина слились в экстазном поцелуе. Мужчина не на шутку возбужден и настроен очень решительно, он хочет взять женщину с тыла. Запрокинув ее голову назад, прижался грудью к женской спине, руками ухватил за интересные места. Самсонов, чмокая языком, мог подолгу простаивать возле этого экспоната.
– Хотел с вами полялякать, – прошептал он, хотя в фойе не было ни души, если не считать старухи билетерши, которая пересчитывала программки, не проданные накануне. – Понимаете ли, Лариса, сейчас очень важный момент не только в жизни театра, но и вашей судьбе. Намечается грандиозная постановка «Серебряный век», то есть «Золотой век». Именно золотой. Как вы знаете, утвержден окончательный вариант либретто. Дело идет к развязке. Так вот, хочу сказать, только все строго между нами: наши артисточки, эти старые мымры, пускают в ход все связи, чтобы получить роли. Понимаете?
– Чего тут не понять? Это я знаю.
– Мне кажется, на главную роль могли претендовать вы. Давно слежу за вами, вижу, как вы растете. Ну, в творческом плане.
– Спасибо за комплимент, – Лариса отступила на шаг, потому что Самсонов жарко дышал ей в лицо. Изо рта пахло какой-то дрянью, будто полчаса назад он закусывал водку луком и несвежими кильками. – Простите, я спешу. Мне в гримерку обещал позвонить один человек…
– Оставьте ваших ухажеров на десерт, с амурными делами всегда усеется.
– Это вовсе не амурные дела.
– Какая разница, – Самсонов заговорил еще тише, зажал ее локоть в своей холодной клешне. – Дам вам совет, хотя чужие советы никто не любит слушать. Надо бороться за себя. Не пускать это дело на самотек. Иначе скатитесь до массовки. Надо немедленно что-то предпринять. Серьезно поговорить с Поветкиным. Сейчас самое время сделать свой ход. Сильный.
– И как я должна бороться? Какой именно сильный ход надо сделать?
– Ну, знаете ли, вы не девочка, – Самсонов улыбнулся. Сделав это сообщение, взял многозначительную паузу. – Тактику и стратегию борьбы должны определить сами. Но и я слово замолвлю.
– Спасибо, Василий Иванович, не надо, – Лариса выдернула руку. – А я не сильна в интригах и подковерной борьбе. Если я достойна роли, я ее, возможно, получу. Если нет…
– Великое заблуждение, что талант сам пробьет себе дорогу, – покачал головой Самсонов. – Прорастет, как трава сквозь асфальт. На Руси столько талантов… Счета им нет. А пробиваются единицы. Короче, вы сейчас поднимитесь к главному режиссеру. Кажется, он хочет вам что-то сказать.
– Он меня вызывает?
– Вот именно, – Самсонов улыбнулся, радуясь, что нашлось подходящее слово. – Вызывает. Ждет.
Лариса выбралась из темного угла фойе, где ее зажал Самсонов, опасаясь, что этот прилипчивый тип
