который в газете не напечатают.
Закончив со всеми делами, кум вышел из административного корпуса в самом добром расположении духа и зашагал к пятому бараку. Самому старому, самому ветхому.
Через месяц ожидается комиссия из Москвы. Колония на хорошем счету, никаких претензий у заезжих проверяющих быть не может. Но неприятно, когда тебе тычут носом в гнилые полы в клубе, заплесневелый потолок в подвале административного корпуса, почерневшие от времени стены и потолки бараков. Деньги на эти цели перечислили давно, теперь самое время в темпе вальса освоить средства. О большом капитальном ремонте речь не идет. Успеть бы до приезда комиссии где следует подкрасить и кое-что подмазать. И то ладно.
Для проведения штукатурных и малярных работ из мужиков, работавших на промке, составили бригаду из пятнадцати человек. Раздали инструменты, краску, шпатлевку, завезли мешки с цементом, и работа потихоньку пошла. Надо посмотреть, что успели маляры за сегодняшний день, если надо, подстегнуть работничков. Припугнуть или как... Чтоб шевелились, а не устраивали бесконечные перекуры и базары.
Кум не любил, когда за ним увивалась свита из дежурных офицеров, он устраивал проверки один, выбирая для этого самое неожиданное время. До окончания работ на промке жилая зона пуста, здесь околачиваются несколько зэков, занятых на придурочных работах при кухне, медсанчасти или клубе. Плюс сводная бригада маляров.
К пятому бараку он направился не прямиком, через плац, а окольным путем. Никем не замеченный, обошел с задней стороны склад, где хранился рабочий инвентарь, узкой тропинкой дошагал до пищеблока, отметив про себя, что завтра же следует расставить здесь работяг с малярным инструментом и немного освежить стены. Кухня с просевшими углами, осыпавшимся фундаментом и черными подслеповатыми окошками, занавешенными паутиной, напоминала чумной барак.
Чугур, прошагав между запреткой и бараком для свиданий, внимательно осмотрел место для курения. Все чисто, на земле не валяется ни одного окурка. Свернув за угол, быстрым шагом дошлепал до распахнутой двери пятого барака. Дежурный, торчавший у входа, сорвал с головы шапку и, опередив кума, скользнул в помещение, чтобы объявить построение. Трое зэков, одетые в заляпанную краской рабочую одежду, вытянулись в струнку вдоль прохода между кроватями.
'Хорошо, – отметил про себя кум. – Шконки застелены сверху старыми газетами и пленкой, чтобы на одеяла не попадала краска. Хорошо...'
Дежурный встал в общий строй, сделав шаг вперед, отчеканил:
– Гражданин начальник, малярные работы продвигаются согласно...
– Заткнись, дерьмо, – прервал зэка Чугур. – Встань в строй. Сам вижу, как продвигаются ваши гребаные работы.
Он поднял голову, изучая, ровно ли легла краска и есть ли подтеки. Кажется, все тип-топ. Маляры за день покрасили почти весь потолок. Значит, останется время заняться и стенами. Краски полно, а рабочие руки – вот они.
– А вот там кто мазал? – прищурившись, Чугур показал пальцем на дальний правый угол. С потолка свешивалось несколько уже застывших капелек краски. – Вы что не видите: сопли висят. А? Я к кому обращаюсь?
– Сейчас перекрасим, – испугано пролепетал дежурный. – То есть исправим.
– Я, кажется, задал вопрос, – Чугур ткнул пальцем в грудь дежурного и отступил на шаг. – Или у тебя проблемы с ушами? Кто?
– Все принимали участие в работах, гражданин начальник, – дежурный не знал, что ответить: западло своих закладывать. Да и не помнил он, кто из работяг проходил валиком дальний угол.
Чугур расстегнул пуговицы кителя, вытащил из брючного кармана кожаную перчатку, натянул ее на правую руку, застегнул кнопочку на запястье. Он сжал кулак перед носом дежурного, проверяя, удобно ли села перчатка. Не жмет ли где. Три маляра и дежурный замерли на месте, наблюдая за этими манипуляциями. Все знали, что рука у кума только с виду легкая. Чугур очень уважает силовые виды спорта, держит в верхнем кабинете административного корпуса двухпудовую гирю. Балуется ей, когда надо разогнать кровь. Хороший удар, по его понятием, такой, после которого оппонент отправляется на медицинскую койку. Или прямиком на кладбище.
– Я последний раз спрашиваю: кто навешал соплей?
– Заключенный Алехин, – прошептал дежурный, он выбрал самого молодого безответного зэка, который попал на зону всего четыре месяца назад. – Он мазал, гражданин начальник.
– Алехин, шаг вперед, – скомандовал кум.
Заключенный шагнул вперед. Ноги у него налились тяжестью, а нижняя челюсть дрожала. Кум потянул зэка за куртку, поставил спиной к стене.
– Это не я, – брякнул Алехин.
– Разговорчики, – сказал кум. – Если бы это была твоя личная краска, гнида, ты бы работал по-другому. А краска, она государственная. Поэтому можно расходовать ее как хрен на душу пошлет. Вешать сопли. Правильно?
Алехин хотел что-то ответить, уже открыл рот. Но Чугур не ждал ответа. Он повернулся всем корпусом, будто хотел о чем-то спросить бригадира и неожиданно ударил Алехина кулаком по ребрам. Зэк, застонав от боли, наклонился вперед, кум провел удар на противоходе, основанием ладони в лицо. Алехин упал у стены, прижав ладони к разбитому носу. Зэки, подобрав живот и выпятив грудную клетку, стояли в шеренге, гадая про себя, кто следующий? Или кум ограничится только этой жертвой?
– Встать, – скомандовал Чугур. – Встать, мразь, тебе ведь не больно!
Алехин, держась за грудь, медленно поднялся на ноги и тут же был сбит новым ударом сверху вниз по ключице. Кум семь раз заставлял его вставать и снова заваливал, нанося удары с правой по горлу, шее и лицу. После этого Алехин затих на полторы минуты, не реагируя на команды кума. Он свернулся калачиком на полу, закрыл ладонями лицо, опасаясь, что начальник начнет дубасить его ногами и так забьет до смерти. Но кум один единственный раз врезал ему мыском ботинка по шее, а в лицо не ударил. Боялся поцарапать почти новые надраенные туфли о зубы зэка.
