смена набоек и подошв на твоих туфлях обошлась в шестнадцать фунтов.
– Тогда я буду носить шлепанцы.
– Не говори глупостей.
– Лиззи…
Лиззи увлеченно покрывала лист бухгалтерской книги длинными колонками цифр. Она наклонила голову, и рыжеватые волосы закрыли ее лицо от Роберта. На ней были джинсы и темно-синий свитер, на шее – шелковый шейный платок в горошек. Она похудела. Похудела значительно. Теперь он это заметил. Как, оказывается, легко жить с нем-то бок о бок и глядеть на этого кого-то, не замечая в действительности того, на что ты смотришь месяцами.
– Лиззи, я хочу, чтобы ты, как обычно, поехала со мной на ярмарку в Бирмингем. Как мы делали это всегда.
Лиззи перестала писать и повернулась к нему. Она несколько секунд смотрела на мужа.
– Я не хочу ехать.
– Почему?
Она тихо сказала, опустив глаза:
– Мне разонравилась „Галерея'.
– Что?
– Я не люблю ее. Это камень на нашей шее. Роберт прикрыл лицо руками, затем убрал их и проговорил, заметно сдерживая себя:
– Это никакой не камень, Лиззи. Это наша жизнь, „Галерея' позволяет нам жить.
Лиззи вздохнула и вернулась к своим записям.
– Тогда я не могу объяснить, почему я не хочу ехать.
– Не хочешь же ты сказать, что предпочитаешь работу в школе работе в „Галерее'?
– Да, можно сказать и так.
– Лиззи!
– В Уэстондэйле мне не надо думать, там я просто делаю, что нужно. На несколько часов в день я погружаюсь в жизнь других людей, в проблемы, которые мне нравится разрешать, потому что лично меня они не касаются. Это своего рода свобода.
Роберт потянулся вперед и захлопнул книгу.
– Можно тебе напомнить, Лиззи, – сердито сказал он, – что я свободы такого рода лишен?
Она на мгновение подняла глаза и тут же опустила их.
– Извини…
Он схватил ее за запястье.
– Пойдем со мной.
– Куда?
– В „Галерею' – наше детище и нашу жизнь.
– Но я знаю ее.
– Я хочу, чтобы ты посмотрела на нее, как будто еще не знаешь, – сказал Роберт, открывая дверь и увлекая Лиззи за собой. – Я хочу, чтобы ты посмотрела на нее новыми глазами и увидела не только то, чем она является сейчас, но и перспективы, которые она способна обеспечить нам в будущем. Я хочу, чтобы ты взглянула на нее как следует. Именно сейчас, черт побери, ты должна помнить, что она – наша!
– Там будут посетители.
– В лучшем случае – один-два, – сказал Роберт, открывая дверь в магазин. Уже почти половина шестого.
Действительно, посетителей было двое. Женщина, отдающая Дженни указание свернуть в трубочку листы оберточной бумаги для подарков, и мальчик лет двенадцати, видимо, ее сын, любовно поглаживающий деревянных индийских уточек с клювами и глазами из бронзы. Дженни взглянула на входящих Роберта и Лиззи и вновь обратилась к покупательнице:
– Один фунт, пожалуйста.
– Целый фунт?!
– Бумага, которую вы выбрали, стоит пятьдесят пенсов за лист.
– У вас нет более дешевой?
– На нижней полке есть бумага по тридцать пять пенсов…
– Подождите, – сказала женщина. Она бросилась к полкам с оберточной бумагой. Дженни терпеливо начала разворачивать уже свернутую трубочку.
– Но она не такая симпатичная.
– Вы правы.
– Что же мне делать?
