– Это серьезно, – произнесла Ана.
– Я знаю.
– Пойду приготовлю напиток…
– Я не хочу…
– Хотите, – сказала Ана, вставая. – Нам обеим это необходимо. Нам нужно чем-то занять себя при этом разговоре.
Она быстро вышла из комнаты. Фрэнсис осталась сидеть на неудобном диване. Она слышала, как Ана сказала что-то старой Марии. Затем голос той поднялся до крина, когда она запротестовала. Фрэнсис ожидала, что Барбара тоже будет кричать, когда она сказала матери о беременности, но, к ее удивлению, этого не произошло.
– Понятно, – сказала тогда Барбара.
– Что значит „понятно'?
– Это значит, что я поняла то, что ты сказала, но не знаю пока, как я должна реагировать. По крайней мере, в телефонном разговоре.
– На следующей неделе я должна ехать в Испанию, – сообщила Фрэнсис.
– Правда?
– Да. Но когда я вернусь, я приеду повидаться с тобой и отцом.
– Понятно.
– Мама, умоляю, прекрати говорить эти „понятно'.
– Возможно, я понимаю больше, чем ты думаешь. С тобой все в порядке?
– Не совсем…
– Естественно, а как может быть иначе, – вздохнула Барбара. – Но ты смелая девочка, раз позвонила. Это лучше, чем писать…
– Писать?
– Да, письма. Письма – это последнее прибежище трусов. А ты не трусиха.
– О, мама!
– Поезжай в Испанию, – спокойно проговорила Барбара. – Поезжай в Испанию, а потом приезжай к нам.
И вот она в Испании, в гостиной Аны, с бокалом прозрачной беловатой жидкости, в которой звякают кусочки льда.
– Луис знает? – спросила Ана, снова садясь на диван.
– Конечно.
– Он зол?
– Конечно.
– Вы ведь знали его позицию.
– Да.
– Разумеется, это произошло случайно.
– Нет, – твердо сказала Фрэнсис. – Я хотела этого. Я хотела ребенка. Ребенка от Луиса.
Ана сделала аккуратный глоток из своего бокала. Она сидела совершенно прямо, высоко держа стакан рукой с гладкой, оливкового оттенка ножей. Другая ее рука элегантно лежала на коленях.
– Фрэнсис, это очень плохая ситуация. Фрэнсис ждала.
– И не столько ситуация сама по себе, – продолжила Ана, – сколько ее последствия. Здесь, в Испании, очень много устаревших моральных ограничений. Вы сами это видите. Вы видите, что старый консерватизм нелегко уживается здесь с новым либерализмом. Здесь все еще многое – я уверена, вы скажете, слишком многое – разрешено мужчинам и не разрешено женщинам. Хотите моего совета?
– Я жду его с нетерпением.
– Вы знаете положение в нашей семье. Знаете о существовании матери Луиса и матери Хосе. Вы знаете о всех этих тайных страстях и междоусобицах. Об этом – о вашей беременности – никто не должен узнать. Вы хорошо понимаете меня?
– Я понимаю ваши слова, – ответила Фрэнсис. – Но, по правде говоря, после Англии все это выглядит так архаично и мелодраматично.
– Я не знаю, – жестко перебила ее Ана. – Я не знаю, как обстоит с этим у вас в Англии. Я знаю только, как обстоит дело в моей семье, здесь, в Севилье. Да, мы другие. Хорошо. Но вам нужно принять это. – Она подалась вперед и вытянула указательный палец в сторону Фрэнсис, будто укоряя ее. – Фрэнсис, вы должны также отказаться от каких бы то ни было притязаний на Луиса, на создание с ним семьи. Вы должны вернуться в Англию рожать ребенка там. Я поговорю с Луисом насчет денег.
Фрэнсис с удивлением посмотрела на Ану.
– О нет.
– Что?
