Они говорили о Григории Ганине.
«А если он и вправду в Москве? – мрачно подумала Катя. – Впрочем, какая разница... Такие, как Ганин, со временем не меняются. Бедный Мика, ты даже не подозреваешь, что за человек твой отец!»
Она ненавидела Григория Ганина. Григорий Ганин, пуп земли и центр вселенной, никогда не любил детей и никогда не хотел их. Сводить с ним Мику – только травмировать ребенка... «Впрочем, – тут же успокоила себя Катя, – вряд ли Ганин в Москве. Фаина вполне могла что-то напутать».
– Ма...
– Мика, пожалуйста, мне этот разговор неприятен, – отчеканила Катя.
Они дошли до мебельной фабрики, обнесенной каменным забором. Дядя Митя работал здесь. В данный момент он сидел за стеклянной перегородкой в своей проходной перед вертушкой и пил чай.
– Миша! Катя! – загудел он, ничуть не удивляясь. – Вот так гости...
Дмитрия Родионовича Быкова всегда отличало олимпийское спокойствие и жизнерадостность.
– Тебе гостинец от бабы Лизы... – Катя передала ему узелок. Дядя Митя, не разворачивая, положил его на подоконник.
Старенький переносной телевизор показывал юмористическую передачу – из разряда тех, которые Катя не стала бы смотреть даже под угрозой расстрела.
– Вот что... – Она решительно сделала звук потише. – Баба Лиза по тебе скучает.
– Так и я мамашу вспоминаю частенько! – Дядя Митя заморгал невинно.
– Ты у них раз в сто лет бываешь, – сурово произнесла Катя. – Это не дело.
– Так я видел ее на днях! – жалобно произнес тот.
– А теперь опять до следующего Нового года пропадешь...
Мика тем временем, сидя за поцарапанным столом, вертел в руках старый будильник.
– Ну, не могу я мамашу к себе взять! – задушенным голосом прошептал дядя Митя. – У меня площадь не позволяет! И Леонидочке обуза...
– Ты должен сам сказать об этом бабе Лизе, – пыталась растолковать Катя. – Понимаешь, она думает, что тетки ее не пускают.
Дядя Митя по каким-то причинам не хотел этого делать. Вероятно, не хотел разрушать свой имидж любящего и преданного сына.
– Она сбежать собирается, – неожиданно заявил Мика, который до этого, казалось, был увлечен только будильником. – Я слышал, что она себе под нос шепчет... У бабушки Лизы есть план.
– Чего? – ошеломленно спросил дядя Митя.
– План. У нее есть план.
– Какой еще план? – в свою очередь, растерялась и Катя.
– Довольно-таки сложный... – Мика покачал головой. Из-под вязаной шапки у него выбивались светлые вихры. «В парикмахерскую пора», – машинально подумала Катя, глядя на сына. У Григория Ганина были довольно длинные волосы. Мика ни в коем случае не должен быть похож на Григория Ганина... Катя увлеклась своими мыслями, а сын ее между тем продолжал: – Во-первых, баба Лиза ждет весны. Во-вторых, ее старое пальто съела моль, и она хочет купить себе новое. Появиться у тебя, дядь Мить, в старом она почему-то не хочет... В-третьих, она никак не может придумать повод, чтобы бабушка Аля отпустила ее из дома...
– Ничего себе! – крякнул дядя Митя. – Мамаша в бега собралась удариться! Катька, ты должна там предупредить всех...
– Хорошо, – озадаченно произнесла Катя. – Но до весны у нас по крайней мере есть еще время.
В этот момент в каморку вахтера заглянул какой-то работяга в ватнике.
– Родионыч, я тут достал кой-чего... – Он указал на бутылочное горлышко, торчавшее из кармана.
У дяди Мити заблестели глаза.
– Отлично! – бравым военным голосом произнес он. – Сейчас Муркин придет, он меня сменит. Через пять минут буду, Колян!..
«И это мои родственники! – с бессильной досадой думала Катя по дороге домой. – Дядя Митя за бутылку водки душу продаст!»
Дома она принялась за свое любимое дело – взяла деревянную заготовку и стала вырезать коня.
Резьбе по дереву Катя специально не училась – давным-давно, лет десять назад, взяла в руки инструменты и принялась за дело, словно заколдовал ее кто.
– Напоминает богородскую или кудринскую резьбу... – заметил однажды Алексей, разглядывая ее уже довольно внушительную коллекцию лошадей. – Послушай, у тебя здорово получается... Хоть выставку устраивай!
– Ах, перестань! – отмахнулась тогда Катя. – При чем тут богородская резьба? Это все сублимация. Попытка занять себя чем-то в свободное время. Когда мы будем вместе, я брошу это дело.
На полках ее стояли и арабские скакуны, и орловские рысаки, и тяжелые битюги, и нежные тонконогие жеребята... Но на сей раз из-под летящей стружки вырисовывалось нечто особенное.
Мика подошел, заглянул из-за плеча.
– Здорово, ма! – одобрительно произнес он.
