что у него другая… и не одна даже… Ты хоть понимаешь, что счастья – нет? – сведя брови, грозно спросила Марина. – Все суета и обман! Ни одна любовная история не закончилась хорошо! Все предают, изменяют, лгут… Не хочу!
Агния завороженно кивнула. Марина сейчас слово в слово повторяла ее, Агнии, слова.
– Хочу покоя. Хочу, чтобы сердце не болело. В согласии с собой жить, чтобы мысли в голове были чистые, светлые… – страстно продолжила Марина. – Тетку повидаю, Гришке скажу – «не журись ты из-за меня»… И обратно вернусь, в Оскольино! – Марина перевела дыхание. – Я перед отъездом – тогда, восемнадцать лет назад, с одной женщиной говорила. Тоже из нашего дома. Может, видела ее – из второго подъезда? Жена одного мужика – то ли адвоката, то ли юриста… Красавец дядька, и гулена тот еще!
Агния вздрогнула.
– Может быть, нотариуса? – дрожащим голосом спросила она.
– А может, и нотариуса. Я уж не помню. Короче – я во дворе сидела, на качелях, чуть не плакала – так тошно было… Гришку не люблю, а Эдик – меня не любит. Как жить-то, думаю?.. И тут она, эта женщина, тоже во двор вышла. На ней лица не было. Спрашиваю – плохо вам? А она мне – плохо, меня муж бросил, к другой ушел. Говорит – жить ей не хочется, хоть вешайся… Я тогда подумала – точно, нет счастья. Нет!
– А что еще та женщина сказала? – дрожащим голосом спросила Агния.
– Что? А я и не помню. Твердила как заведенная, что муж ее бросил. О том, как ей плохо, плохо, плохо… Ну, я после этого домой вернулась, написала записку, вещей не брала почти, и – вон из Москвы.
Агния с Мариной оказались у дома в начале третьего. От вокзала Марина шла по улицам, оглядываясь со странным выражением – смесью удивления и восхищения, а когда увидела знакомые места – даже споткнулась, едва не упав на ровном месте.
– Вот… Уж не гадала, что еще раз здесь окажусь!
У дома, со стороны улицы, стояла небольшая толпа жильцов. Люди что-то страстно обсуждали. А в арке возились рабочие – ставили железные ворота, от сварочных аппаратов летели снопами искры.
– Что это? – ошарашенно спросила Марина.
– Ворота делают. Чтобы чужие во двор свои машины не ставили…
Марина с Агнией прислушались, что говорят в толпе:
– …да вы не понимаете, теперь у нас свободней станет, чужие перестанут ходить! Видели, видели – весь двор загадили!
– Так это свои гадят, не чужие! Ставьте ворота, не ставьте – все равно бардак будет! Зато свои теперь не пройдут.
– Как не пройдут? Ключи же выдадут!
– Ага, ключик – по тыще рублей! Откуда у меня такие деньги?!
– Это для автовладельцев удобно, для молодых и здоровых! А к моей бабушке врач каждый день ходит – как он теперь пройдет? Это что же, бабке каждый раз из дома выскакивать, ворота отпирать? Зачем ставят эти дурацкие ворота, если их нельзя открыть прямо из квартиры… Как домофон, например! Позвонили – человек, не выходя из квартиры, нажал кнопочку – открыл дверь внизу… А это что, ваши новые ворота? Бред! Я по Интернету вещи заказываю, продукты… Доставка не пройдет ко мне!
– Зато живы-здоровы будете! Ни один бандит не проникнет во двор.
– Да! Как же! Уж бандиты куда угодно проникнут, а свои не пройдут, точно…
– Я вам как врач «Скорой помощи» говорю – мешают ворота, – раздался знакомый голос.
«Гриша!» – обрадовалась Агния.
– Эта морока – для врачей, для пожарных… Сразу в дом не попадешь! А когда надо спасти человека, счет идет на секунды!
– Гриша… – прошептала и Марина – узнала.
– Идем к нему?
– Да нет, погоди… Во двор зайдем еще, ладно? – Марина потянула за собой Агнию. – Никого не узнала – только Гришку. Наверное, много новых жильцов.
Сзади продолжали доноситься возбужденные голоса:
– …зачем, зачем такие хреновые ворота ставят, не понимаю! И денег содрали столько… Не имеете права!
– А не нравится – уезжайте! Продавайте квартиру и катитесь к чертовой матери!
– Денег много содрали, а толку мало!
– Много?! Да, а вы знаете, чтобы ворота с переговорным устройством сделать, еще лишних пятьсот тысяч надо выложить?
– Вот пусть Морозов и выкладывает, он богатый!
– Он богатый, но за копейку удавится… Будет он за других платить!
– Погодите, сейчас Орехов еще придет… Они с Морозовым спелись! Откуда у Орехова тачка такая крутая, а?! Взятки берет! Оборотень в погонах!.. Народный гараж еще во дворе грозятся сделать! Жулики! За свои машины дрожат! Чтоб они все поразбивались на машинах этих!
…Агния с Мариной с трудом протиснулись во двор через арку, мимо рабочих со сварочными аппаратами, никто из толпы их не заметил – все были слишком поглощены обсуждением нововведений.
Марина слегка дрожала.
– Ох ты, не узнаю… Все другое… Нет, двор тот же! – Марина поднялась по ступенькам. Она вертела во все стороны головой, глядела вокруг с тревогой и волнением. – Сирень! Сирень хоть не вырубили… Скоро зацветет. Весна в этом году какая ранняя…
Агния молчала. Она переживала за Марину, думала о Григории, Орехове… О том, что отец, может быть, сейчас дома.
Марина села на качели.
– Вот и прошло восемнадцать лет…
В этот момент из арки в освещенный солнцем двор выскочил Григорий. Прижав ко лбу ладонь, вгляделся против солнца, крикнул:
– Агния! – и побежал к ней.
– Гляди, гляди… – тихо, нервно засмеялась Марина. – Узнает меня или нет?
– Агния… – Григорий подбежал, стиснул Агнию в объятиях. – Беглянка! Вернулась?
Он вдруг замер.
Отстранил Агнию. Он теперь смотрел на Марину – со странным, безумным выражением лица. Сзади Марины светило солнце, оно подсвечивало огнем ее освобожденные от платка волосы – те казались вновь огненными, яркими…
– Не пугайся. Ты не сошел с ума. Это не призрак… Это Марина. Я нашла ее! – быстро произнесла Агния.
– Марина… – удивленно повторил Григорий. Только сейчас Агния заметила ссадины на его лице – последствия драки с Ореховым. Но ничего, почти зажило…
– Она жива. Вместо нее похоронили другую. А она в монастыре все это время была… – продолжила Агния.
– Марина! – не слушая Агнию, выдохнул Григорий. Подошел к Марине. Та встала с качелей, обняла Григория.
– Ну здравствуй… Здравствуй, Гришенька. Друг ты мой дорогой… – Голос у Марины тоже задрожал – она заплакала. – Хороший ты мой. Добрый. Ни в чем ты не виноват… Это я дура. Надо было с тобой поговорить, прежде чем из дома сбегать… Ты прости меня, прости! И за те злые слова прости! Я ведь знаю, мучила тебя…
– Маринка… – простонал тот, стиснув Марину в объятиях. – Маринка!
Агния с улыбкой наблюдала за ними. А потом вдруг одна мысль поразила ее: что, если Григорий до сих пор любит Марину? Как там у Шекспира – «Любил ли я хоть раз до этих пор? О нет, то были ложные богини. Я истинной красы не знал доныне». Немного не в тему, но… Ложные богини! Она, Агния, – ложная богиня?..
Агния не хотела поддаваться этому чувству, но ревность тисками сжала ее сердце. Она не могла предугадать, что ей станет так больно. «Так ведь я сама, сама, сама – привела к нему Марину, его вечную любовь! Что же я наделала…» Только сейчас, ревнуя, Агния осознала истинные размеры своей любви.
