говорят, что она не выдержит переезда. Ей осталось всего ничего. – Лиля напряженно замолчала.
– Не может быть... – растерянно прошептала Надя. – Говорили же, что, если сделать операцию...
– Раньше надо было думать об операции! – сухо возразила Лиля. – Сейчас уже поздно.
– Господи, бедная Алька...
– Да дура она набитая, наша Алька! – вдруг взорвалась Лиля. – И о чем она только думала!.. Довела, можно сказать, сама себя до ручки...
Лиля ругалась от бессильной досады.
– В общем так, Шелестова, через полчаса буду. Жди...
Лиля заехала за ней, и они помчались к тюрьме. Там их встретил Дитрих Вердин. Надя впервые увидела известного адвоката живьем, а не на экране телевизора – он оказался действительно обаяшкой, правда, довольно невысокого роста. Дитрих помог подругам выписать пропуска. Рая должна была подъехать позже.
Обычная палата, практически ничем не напоминающая тюремную. Разве что вот решетки на окнах...
Альбина лежала бледная, с огромными тенями под глазами и тяжело, с усилием дышала. Что-то вроде улыбки пробежало по ее губам, когда она увидела перед собой Надю с Лилей. Пальцы ее беспокойно затрепетали поверх простыни, словно она хотела о чем-то спросить.
– Рая чуть позже будет, – поспешно сказала Лиля.
– Надя... – с усилием произнесла Альбина. – Подойди ближе...
– Что, Аля?
– Видишь... ты видишь, что ты со мной сделала? – Альбина пронзительно посмотрела на Надю – и той вдруг стало страшно. Это было оно, то самое, чего Надя больше всего боялась...
– Алечка, прости!
– Нет. Ты... На самом деле это ты преступница. Ты убила Леона, ты убила меня! Так и знай...
Надя отошла к окну. Там ничего не было видно, кроме клочка серого неба и высокой серой стены, поверху которой змеилась проволока. «Вот так. И зачем я здесь? Затем, чтобы услышать эти ужасные слова? И помнить о них всю жизнь?» Надя представила себе свое дальнейшее существование – с мыслями о собственной вине, с тяжеленным камнем на шее, который не сбросить, от которого не избавиться... Лучше уж и ей сразу умереть.
Лиля тем временем, склонившись над Алькой, о чем-то негромко говорила той. Она целовала Альбину, осторожно пожимала ей руки и все время бормотала – со стороны было похоже, будто она шепчет молитву или заклинание.
«Она добилась своего – она меня уничтожила. Я посмела любить Леона, и вот мне наказание – вечно тащить на себе груз вины. Алька умный человек, она прекрасно понимает, в какую почву брошено зерно. Хоть я и знаю, что не во мне было дело, да и не в Леоне (скорее, так распорядилась судьба, заставившая нас полюбить друг друга), это не имеет никакого значения. Она сказала, что я виновата, – значит, так оно и есть... Ну зачем, зачем я приехала сюда? Я сойду теперь с ума...»
– Пора. – В палату заглянул тюремный врач – мрачный молодой мужчина с бородой веником. – Больной надо отдохнуть.
Лиля, продолжавшая о чем-то лихорадочно шептать Альбине на ухо, вздрогнула.
– Еще минутку... Аля, пожалуйста, пожалуйста... сейчас или никогда! Ты сама знаешь – потом поправить что-либо будет невозможно!
«О чем это она? – равнодушно подумала Надя. – Впрочем, какая разница...»
– Наденька, подойди сюда, – вдруг позвала ее Лиля. – Алечка хочет тебе кое-что сказать.
Надя снова подошла к кровати. Альбина посмотрела на нее все так же пронзительно, с торжеством, но потом ресницы у нее задрожали.
– Надя... – тихо сказала она.
Лиля немедленно отодвинулась назад, уступая место Наде.
– Что, Аля? – Надя наклонилась к подушке, на которой лежала голова Альбины.
– Ты не бери в голову... Это я так, от злости... – с трудом дыша, продолжила Альбина. – Никого ты не убивала.
– Алечка, милая, прости!
– Погоди, не перебивай... Я не знаю, кто во всем виноват...
– Да никто не виноват, никто! Просто так получилось!
– Пусть так – неважно... Я о другом, я вот о чем... Я тебя люблю. Я вас всех люблю...
– Алька, я тебя тоже люблю!
– Нет, нет... Никто не любил меня так, как я этого хотела... Вот что обидно! Как бы я хотела, чтобы Леон... – Альбина замолчала, и слезы покатились у нее из глаз. – Чтобы Леон любил меня так же, как тебя. Но не получилось... Я вот все думаю – есть ли тот свет, есть ли бог... Простит меня бог, как ты думаешь?
– Конечно, Алька! Конечно, простит!
– А ты?
