– Что? – сказал он, наконец справившись с кашлем. – Ах, ну да... Великий танцор! Это вам не стриптизер какой-нибудь в ночном клубе... Идите, Оля, идите.
Я ушла, пожилой швейцар долго и неодобрительно смотрел мне вслед, даже между лопатками стало горячо...
Я никак не могла понять, правильно ли вела себя с Виргинием. Конечно, он дрянь человек, только объяснять таким людям, какие они непорядочные, бесполезно. И о Нике он как-то мерзко отозвался, с издевкой. «Стриптизер... в ночном клубе...» Хотя, если задуматься, Ник, наверное, имел бы бешеный успех, если бы был стриптизером. Безумно красив, безумно пластичен... Я вдруг вспомнила, как Инесса рассказывала о том танце, исполненном только для нее, и слезы опять подступили к глазам. Бедная моя подруга, как она могла быть счастлива с Ником. Николай Александрович Ивашов! Отдам Аристовым этот адрес, как-нибудь разберутся...
Я дошла до скверика возле библиотеки и села на скамейку, чтобы справиться со своими чувствами. Не хотелось идти по городу и откровенно печалиться и давать людям повод для обсуждения.
Я смахнула слезы с ресниц, и в это время кто-то тоненько заскулил в кустах – так неожиданно, что я вмиг пришла в себя.
– Костя!
Да, это был он, со своей неизменной проволокой в руках, он смотрел и одновременно не смотрел на меня, обливаясь горючими слезами, солнце блестело в его стриженых светлых волосах, образуя что-то вроде нимба.
– Костя, – ласково произнесла я, заставив себя улыбаться. – Костя, иди сюда, садись рядом...
Он, наверное, опять расстроился из-за меня.
– Иди, не бойся. – Я похлопала по скамейке ладонью. – Расскажи мне, как ты живешь.
– Ку...кумляк, – произнес он, судорожно вздыхая, отчего кадык на его тощей шее заскакал вверх-вниз, – кумляк котеньке опасяся...
– Вот-вот, – вздохнула я. – И мне тоже не по себе. Зачем ты остриг свои волосы, Костя? Но ничего, скоро новые отрастут...
Он перестал плакать и осторожно сел на другой конец скамейки, согнулся в три погибели и принялся усердно крутить проволоку.
«Отдам адрес Глебу... Кажется, он не в восторге от Ника. Нет, Ник хороший человек, просто Глебу как- то неловко, потому что Ник и его мать...»
Я все думала и думала об Инессе, о Нике, и постепенно опять какая-то странная, неприятная мысль завертелась у меня в голове, отравляя ненужными сомнениями.
Виргиний дурак. Самый настоящий дурак. Скользкий тип... и притворяться он совсем не умеет. Столько сарказма было в его последних словах... наверное, он не слишком-то восхищается талантами своего друга. А что, если и вправду Ник – стриптизер и ирония его секретаря вполне уместна? Черт возьми, а зачем вообще стриптизеру секретарь? Нет, не то.
Хотя, если рассуждать логически, никакого криминала в том, что работаешь стриптизером, нет. Тем более в Америке, где все отрегулировано законами и такого глупого ажиотажа, как у нас, нет. Работа как работа. И этот интимный танец для Инессы тогда вполне объясним – человек делал то, что хорошо умеет...
Итак, допустим, Ник – стриптизер, только допустим... Ничего плохого в том нет. Он просто постеснялся сказать Инессе. Хотя она была современной женщиной, не ханжой, она бы не стала разыгрывать драму по этому поводу. Ник ужасно расстроится, когда узнает о том, что она погибла.
Я шмыгнула носом и с опаской покосилась на Костю.
Когда узнает...
Перед моим мысленным взором нарисовалась та грозовая ночь. Мы вышли на балкон, Инесса курила. Ах, если бы вернуть все обратно, если б не пускать ее...
Она выглядела как всегда – безумно прекрасной. Молнии все время сверкали, освещая ее. Даже лучше, чем всегда. Тончайшая батистовая рубашка, алые губы. Как будто накрашенные? И еще она веселилась, словно до того немного выпила. Шампанского.
Почему она так веселилась? Если бы Ник сказал ей накануне вечером, что вынужден уехать, она не веселилась бы, она была бы грустна от предстоящей разлуки. Возможен другой вариант – он сказал ей, что уезжает, но непременно вернется и они поженятся (или договорились, что она в ближайшее время приедет к нему). Тогда, понятное дело, она тоже была бы в хорошем настроении...
Но она мне ничего не сказала! А почему Инесса должна была мне все докладывать?.. Но о таком бы она сказала! Итак, предложения ей не делали, об отъезде своего возлюбленного она не знала. Что же, Ник уехал следующим утром, после грозы? Этот дурацкий бизнес... Возможно, стремительно покидая Тишинск, он еще не подозревал о гибели возлюбленной, слухи еще не успели расползтись по городу... Почему же он не послал ей хотя бы записочку, что уезжает?
Эти алые губы и запах шампанского, как будто она пригубила из бокала, а потом вышла на балкон с сигаретой... Почему мне сейчас кажется, что от нее пахло шампанским?
– Ничего не понимаю! – пробормотала я, потирая виски. – Костя, у тебя нет ощущения, что я сошла с ума?
Костя вздрогнул и свернул из проволоки фигуру, напоминающую зайца из «Плейбоя».
– Но этого не может быть! – с сомнением произнесла я.
«Ник был у нее в ту ночь!» – мысленно ахнула я, сама не веря в такое нелепое предположение. Но он был у нее – от того Инесса была столь вызывающе хороша, оттого у нее были накрашены губы, они пили шампанское! Рубашка эта батистовая, кружевная... Она всегда, всегда была хороша, моя дорогая подруга, но в ту ночь это что-то особенное!
– Ник был у нее в ту ночь, – твердо заявила я. – Любовное свидание. Они выпили шампанского и все
