шутки.
– Вот видишь, мне еще далеко до смерти! – радовался он. – Врачи говорят лет до ста проживу. А я-то, дурак, уже собрался свою жизнь в снегах Килиманджаро закончить, словно Хемингуэй какой-нибудь! Эх, Валька, теперь ни за что в Африку не поеду – у меня с ней нехорошие ассоциации...
– Значит, никуда не поедем? – нерешительно спросила она.
– Обязательно поедем! Только в какое-нибудь другое место. Мы же в Тибет собирались, помнишь? А еще лучше – в морской круиз отправимся! Только не сейчас, а немного позже – осенью или там ближе к зиме. Хотя нет, лучше следующей весной! Валька, какое счастье... Я живу!!!
В комфортабельной палате стояли букеты роскошных цветов. Откуда они – то ли от семьи, то ли это был обычный (обычный для VIP-отделения) больничный антураж, – Ваня так и не признался.
Пару раз она чуть не столкнулась с Гуровым. И после того она старалась сократить свои посещения, тем более что Ваня сообщил, что его сыновья, которые уже прилетели в Москву на каникулы, обещали заглядывать к нему каждый день.
«Он просто радуется жизни, – уговаривала она себя, сидя в пустой квартире на Фрунзенской набережной. – Он любит своих сыновей, многим обязан Гурову, между ними еще есть какие-то незавершенные дела... Почему я должна ревновать его ко всему этому? Скоро все закончится, и он вновь вернется ко мне. Иначе и быть не может! Ведь он сам не раз повторял, что я – единственный человек, который ему нужен, и только со мной он по-настоящему счастлив. Он пришел ко мне в самый трудный период своей жизни, когда думал, что до смерти ему остался всего лишь один шаг, – значит, для него существую только я, а не Марьяна... Пусть Гуров, пусть дети, но к Марьяне он уж точно не вернется!»
И вот однажды, в один из июльских ливней, он позвонил и сказал, что сейчас приедет.
– Ванька, тебя выписали? – закричала она радостно в телефонную трубку.
– Да-да, только что! Никуда не уходи, я через полчаса буду...
– Господи, да куда же я уйду? – искренне удивилась она. – Я тебя две недели жду не дождусь...
В самом деле, он скоро приехал.
Валя бросилась ему на шею.
– Валька, я весь мокрый... Там такой ливень!
– Ванечка, милый, самый хороший, самый любимый, как же я по тебе соскучилась... Мы снова вместе!
– Валя, ты меня сейчас задушишь! – засмеялся он.
В гостиной был накрыт стол – с учетом предписаний диетологов, но Валя не удержалась и для себя припасла бутылку шампанского. Она зажгла две длинных свечи, стоявшие по краям стола.
– Пусть это выглядит несколько банально... Но все же твое возвращение – настоящий праздник! – торжественно произнесла она.
– Валька... – тихо сказал он и поцеловал ее.
– Может, ты переоденешься? – спросила она. – Рубашка у тебя мокрая.
– Да-да, сейчас.
Он сел за стол, посмотрел на свечи. Пламя колебалось, плясало, отражаясь в Ваниных глазах.
– Валя, – нерешительно произнес он. – Ты понимаешь...
– Что? – продолжая улыбаться, спросила она.
Ваня глядел на нее пристально, с сожалением, и вдруг она поняла, что это сожаление относится к ней. Она поняла, что сейчас он скажет нечто такое, что никак не может ее обрадовать.
– Валя, мне придется сейчас уйти.
– Надолго? – вздрогнула она.
– Нет. То есть я надеюсь, что ненадолго. Понимаешь, столько еще всего несделанного... Филипп Аскольдович буквально упросил меня заняться кое-какими делами, которые мы планировали раньше.
– Ванечка, ты же говорил, что больше никогда не вернешься к этой работе? – напомнила она дрожащим голосом.
– Да, говорил, – печально согласился он. – Но я не могу его подвести. И потом, я так редко вижу Гошку с Тошкой... Они мечтают сходить со мной в зоопарк.
– Но ты вернешься вечером?
– Н-нет. Ты знаешь, дети не должны знать, что я живу с другой женщиной. Пусть думают, что у нас с Марьяной все в порядке.
– С Марьяной? Ванечка, так ты решил вернуться к Марьяне?
– Господи, Валя, я же говорю – это только ради детей. В конце августа они уедут, и все будет по- прежнему.
– В конце августа?!
– Валя, ты что, хочешь лишить меня детей, да? – с отчаянием спросил он и машинально дунул на одну из свечек. Она потухла, и сизый дымок струйкой поднялся вверх. – Ну я не ожидал от тебя...
– Погоди... Ничего я не хочу тебя лишить! Встречайся с детьми – сколько угодно, сколько надо. Встречайся с Гуровым, черт с ним... Но не надо Марьяны!
– Валька, глупая, да ты ревнуешь! – Он засмеялся, встал, хотел обнять ее, но Валя выскользнула из его рук. Сердце ее разрывалось надвое.
– Не ходи к ней! Не ходи к ней... – пробормотала она с отчаянием. – Ванечка, ведь рано или поздно тебе придется дать им понять – Марьяне, Гурову, Гошке с Тошкой, – что у тебя началась новая жизнь!
– Валька, пойми – сейчас еще не время...
– Времени не будет никогда! – закричала она. – Ванечка, ты должен решиться...
Он отошел к окну, постучал пальцами по стеклу. Дождь прекратился, но на горизонте, за Нескучным, вновь набухала очередная туча.
– Ты эгоистка... – хмуро произнес он. – Ты хочешь меня всего и только себе. Так нельзя... Конечно, я много наговорил лишнего – тогда, когда думал, что умираю и жить осталось всего ничего. Но обстоятельства изменились. Я должен вернуться. Ненадолго... На время.
– Ва-неч-ка, не у-хо-ди... – прошептала она с усилием. – Ты... ты опять меня бросаешь...
– Никуда я тебя не бросаю, глупенькая!
– Это наш последний шанс... мы можем начать жизнь заново... мы можем исправить ту ошибку, которую совершили когда-то...
– Да все мы успеем исправить, – вздохнул он с тоской. Он уже хотел уйти. Валя это кожей почувствовала – то, какон хотел сейчас уйти.
– Нет! Будет поздно... Я не выдержу этого – второй раз...
– Ты как будто не рада, что я жив-здоров, – вдруг с обидой произнес Ваня. – Знаешь, наверное, ты хотела, чтобы я умер, да? Ведь тогда бы я принадлежал только тебе. Мертвый, но зато твой!
– О боже... – Валя смахнула с лица слезы. – Ты говоришь ужасные вещи. Ладно, уходи.
– Я позвоню тебе, – помолчав, спокойно произнес он. – В ближайшее время. И все будет хорошо.
– Да.
– Ну вот и умница... – Он поцеловал ее в висок. И ушел.
Она вздрогнула, услышав, как щелкнул дверной замок за его спиной, и несколько минут стояла молча. Потом начала медленно собираться.
К чему ей эта чужая квартира, к чему ей этот вид из окон, к чему все...
Валя не плакала. Она чувствовала только тяжелую, невыносимую усталость, которая придавливала ее к земле.
* * *
Неделю она жила в квартире деда. Это было странное, неопределенное существование, когда душа ничего не хочет и ни к чему не стремится, потому что будущее теряется в неизвестности.
Но первого августа Валя словно очнулась от спячки. «Так жить нельзя! – сказала она себе. – Я сойду с ума, если буду все время думать о Ване...»
Она сама позвонила ему.
– Ванечка...
– Послушай, мне сейчас некогда... – торопливо заговорил он. – Через пятнадцать минут заседание, а я тут еще кое-какие бумаги должен разобрать...
