– Ты меня так не любишь? Ты считаешь меня злым духом? – спросил Денис, и его плечи вдруг затряслись. – Ты меня не любишь... – повторил он с отчаянием.
Он плакал, и слезы лились у него по лицу, словно сверху брызнул дождик. Машина ехала теперь какими-то зигзагами – наверное, Денис сквозь слезы не очень хорошо различал дорогу.
Он все плакал и никак не мог успокоиться. И от того только заводился еще больше. А впереди был мост.
Сразу, как только я заметила его издалека, этот старый бетонный мост из социалистического прошлого, мои мрачные предчувствия усилились. Мне стало так страшно, так тоскливо... Я уронила руку на колено и пальцами задела ручку двери.
– Мост... – тихо сказала я.
Огромные серые столбы, и узкий проезд между ними. То есть проезд, конечно, был не таким уж узким, но на такой скорости да при неровности дороги мы могли его и не проскочить.
– Вот бы умереть сейчас вместе... – всхлипывая и дрожа, пробормотал Денис. – Вот если бы мы умерли сейчас вместе! Знаешь, у меня ведь мелькала тогда эта мысль – когда я думал, что ты мертва. Я вполне серьезно хотел наложить на себя руки.
Я ничего не могла сказать ему в ответ, меня трясло от ужаса.
– Ну почему, почему ты меня не любишь? – опять закричал он. – Хотя бы солги!
– Лю... – начала я. Широкий бетонный столб был совсем близко, и машина неслась прямо на него. Расстояние стремительно сокращалось, но Денис как будто не замечал ничего. «Мамочка...» – пронеслось у меня в голове, и я медленно потянула ручку на себя.
Мост стремительно приближался, и я видела серую выщербленную поверхность столбов с вкраплениями слюды или кварца – впрочем, эти серебристые, блестящие чешуйки могли называться как-то по- другому...
И вот они уже совсем близко.
Это было всего лишь мгновение, но оно растянулось на целую вечность. Словно в замедленной съемке, раздался удар, и я почувствовала, что лечу по воздуху, по темному длинному коридору, в конце которого был виден свет.
А потом свет исчез, и я почувствовала вокруг себя ледяную черную воду, в которой невозможно было дышать. Странное свойство человеческого мозга – он в самые экстремальные ситуации вдруг начинает работать автономно и показывает неожиданные картинки, которые никак не связаны с происходящими событиями.
...Лето, пруд, кувшинки на воде, алмазные брызги. Безудержное счастье, от которого хочется смеяться и плакать. Со мной это было или с кем-то другим? Я сейчас ничего не боялась. Впрочем, нет... единственное, что вызывало у меня страх, – это огромная черная рыба, которая могла выплыть из сумрака глубины и проглотить меня. Наверное, страх перед неведомой рыбой вытолкнул меня на поверхность, а иначе я так и осталась бы там, среди счастливых видений, среди кувшинок и алмазных брызг.
Задыхаясь, оглушенная, я вынырнула на поверхность и обнаружила, что нахожусь под мостом, посреди черной холодной реки. Что-то горело там, на берегу, недалеко от бетонного столба.
Хорошо, что на мне не было лишней одежды, а туфли, наверное, слетели сразу – и я лихорадочно, по- собачьи поплыла к берегу.
Я жива... Нет, наверное, мне это кажется! Или я на самом деле жива?
Кое-как я подгребла к берегу, уцепилась пальцами за неровный берег, тоже укрепленный полоской бетона. И в этот момент увидела вишневого цвета машину, остановившуюся недалеко от моста. Из нее выскочил Саша, побежал к горящей «Волге».
– Саша! – преодолев спазм в горле, смогла крикнуть я.
Он обернулся:
– Ты...
Он подбежал ко мне, вытащил за руку на берег.
– Ты жива...
– Не уверена...
Черная «Волга» догорала, и того, кто в ней был, уже нельзя было спасти. Сквозь языки пламени мне показалось, что я вижу обугленный человеческий силуэт...
– Ты замерзнешь! – вдруг сказал Саша. – Немедленно снимай все с себя...
Я с трудом стянула с себя мокрую одежду, потом Саша завернул меня в свой плащ.
– Скорее в машину!
– Холодно... – лязгая зубами, сообщила я.
– Да, не лето... – машинально пробормотал он. – Сейчас включу печку.
Он растирал меня руками, обнимал, отводил со лба намокшие пряди, глядел в глаза – как будто не верил, что это я перед ним.
– Лизка...
– Что?
– Второй раз...
Я не сразу сообразила, что во второй раз чудом избежала смерти. В самом деле – на мне не было ни царапины. Только на лбу что-то странно пульсировало. Я поднесла к голове руку...
