– Чудесно, чудесно, я не ожидала, что Саша так поет...
– Вы вполне можете заказать ему какую-нибудь песню. Разумеется, только из классического репертуара – других он принципиально не исполняет... Романсы, например.
– Романсы? О, я бы очень хотела... У меня есть любимый романс – про колокольчик, где снег серебрится... Вы знаете?
Альберт зажмурился и затряс головой.
– Знаю ли я? О, Лизочка, это его коронный номер! Вы самым удивительным образом угадали нашу любимую песню...
Несмотря на грузную комплекцию, Альберт шустро засеменил к сцене и что-то быстро шепнул Саше.
Тот кивнул головой и достал из-за рояля гитару.
Я оглянулась и заметила, что публика с интересом смотрит на сцену. Даже более того – какая-то пожилая дама держала наготове охапку цветов – это могло означать только то, что здесь собираются настоящие поклонники Сашиного таланта.
Он чуть тронул струны – в воздухе затрепетали завораживающие, негромкие звуки. Потом медленно, словно нехотя, Саша запел:
– «В лунном сиянье снег серебрится... Вдоль по дороге троечка мчится...»
Каждое слово он отделял паузой, потом его голос окреп, заполнил все пространство.
– «Динь-динь-динь, динь-динь-динь... – как будто у него у самого в горле были эти серебряные колокольчики, – ...колокольчик звенит! Этот звон, этот звук много мне говорит. В лунном сиянии ранней весною – помнишь ли встречи, друг мой, с тобою?..»
У него был совершенно необыкновенный голос – не пронзительный, без чрезмерного форсирования, как нынче модно, и в то же время не слащавый, не приторный. Как человек, привыкший свободно манипулировать словами, я бы определила его так – голос, которым должен обладать мужчина, объясняющийся в любви. Наверное, большинство женщин, воображая идеального принца перед собой на коленях, слышали именно такой голос...
– «...колокольчиком твой голос юный звенел динь-динь-динь, динь-динь-динь – о любви сладко пел...»
Когда он допел романс до конца и перестала звенеть последняя струна, зал мгновенно разразился аплодисментами. Та пожилая дама, прижимая к груди свои цветы, побежала к сцене.
Я тоже хлопала. И смеялась, сама не замечая того, что по лицу у меня текут слезы...
Раскланявшись, Саша ушел за кулисы, а сцена закрутилась вокруг своей оси, отчего рояль оказался на заднем плане. Под луч прожектора выскочили два клоуна в пестрых трико и принялись откалывать всякие штуки. Их номер выглядел довольно уморительно, но после Сашиного пения мои глаза на них не хотели смотреть.
Он вдруг появился со стороны зала, уже в обычном костюме, страшно взволнованный и улыбающийся.
– Ну, что? – нетерпеливо спросил он. – Тебе понравилось?
– Ах, Саша – более чем!
– А это что? – с удивлением произнес он и провел ладонью у меня по щеке. – Слезы?!
– Ты замечательно поешь. И вообще...
Саша выглядел очень довольным. Сел напротив, покачал головой.
– Но ты не ешь совсем! – с осуждением произнес он. – Ай-ай-ай, что скажет Мишель... Мишель – это наш повар, из самого города Парижа... Я заказал ему для тебя самые лучшие блюда, он так старался...
– Я сейчас все съем. – Я торопливо придвинула к себе блюдо. – Нет, правда, пока ты был на сцене, мне просто кусок в горло не лез, а вот теперь я чувствую себя голодной.
Саша принялся мне объяснять, что именно я пробую, но мне было все равно – я все еще была под впечатлением его голоса.
– А это кто? – кивнула я на сцену.
– Это Бим и Бом. Кстати, они муж и жена. Коля и Оля Арутюновы.
– Вот бы не подумала, что один из клоунов женщина...
– А ты присмотрись...
– Да, вон тот, в рыжем парике, – какой-то особенно пластичный, гибкий... Это Оля?
Саша засмеялся, ничего не ответил.
– Да, вот еще что... – строго нахмурилась я. – Что ты такое наболтал тут обо мне, что на меня все таращатся?
– Я? Да ничего особенного, просто сказал, что моя девушка придет...
Мы говорили о всяких пустяках. Потом я спохватилась:
– Саша, я же не сказала тебе самого главного! У меня эта мысль сидела в голове с самого начала сегодняшнего вечера...
– Что такое? – перебив меня, взволнованно спросил он.
– А чего ты так испугался? – улыбнулась я.
