– Идиот… – прошипела Лара, лихорадочно пытаясь нащупать ручку на двери. – Делать мне больше нечего… Да живите вы как хотите!
– Стой! – Он схватил ее за руку.
– Пусти…
– Стой, кому сказал! – зарычал он. – Гадина… ты все это придумала, да? Признайся, что ты все это придумала!
– Да!
– Стой… – Он схватил ее за волосы, приблизил ее лицо к себе. – Зачем ты это делаешь? Зачем ты лезешь в нашу жизнь? Зачем ты хочешь все испортить?
– Значит, тебе не нужна правда… Ну и ладно, – сквозь зубы, морщась от боли, надменно произнесла Лара. – Забудь.
Саша отпустил ее.
– Как больно-то… – с ненавистью произнесла Лара, пытаясь пригладить волосы.
– Ты сама виновата. Ладно, прости. Все, все, не реви…
– Я не реву.
– Куда тебя отвезти?
– Я сама…
– Куда тебя отвезти?! – заорал он.
– На Ярославский вокзал.
– На хрена тебе вокзал?..
– Я не живу дома, ты в курсе? Я уже давно там не живу!
– Да? А где ты живешь? А… работа? – немного растерялся Саша.
– Я не работаю с весны… Меня уволили.
– Почему?
– Потому.
– А на вокзал тебе зачем?
– На электричку мне надо. Я живу в Кирюшине.
– Где?
– В Кирюшине. В деревне. Я… я познакомилась с человеком. Мы живем вместе.
– Ты кого-то нашла себе? – В глазах мужа мелькнули растерянность, удивление.
– Я специально не искала. Так получилось.
– Ты живешь с мужчиной?
– Да. Да, да, да.
– Ты спишь с ним?
– О боже… Да, я сплю с ним! – заорала Лара.
Саша махнул рукой, словно отгоняя от лица муху, хотя никаких мух в салоне автомобиля не было. Задумался. Потом спросил:
– Ты… ты ведь соврала – про Олю?
– Нет. Она дочь моего бывшего… И все случилось именно так, как я тебе сказала. Я сама в шоке. Единственное – мне не надо было тебе сейчас звонить.
Некоторое время они сидели молча. Мимо изредка проносились машины, с легкой укоризной покачивались на ветру головки клевера, которым зарос пустырь…
– Я спрошу у нее, – наконец нарушил молчание Саша.
– У Оленьки? Не надо. Знаешь… – вздохнула, зашевелилась и Лара. – Что бы там ни было на самом деле – месть или не месть… Главное – это ребенок. Ребенок – это настоящее.
– С каких это пор тебя стали волновать дети? Ты же их ненавидишь…
– Глупости какие. Я женщина. Я не могу ненавидеть детей.
– Да? Ты вспомни, вспомни… Что ты сделала с нашим ребенком, а?
– Что мы сделали.
– Лара, ты…
– Не начинай, Саша, пожалуйста, не начинай!
– Я любил тебя, – вдруг произнес он мрачно, надменно. – Разве ты ценила это?
– Я любила тебя, – презрительно возразила Лара.
– Ты была постоянно, постоянно чем-то недовольна!
– Да я тебя и не видела вообще! Ты круглыми сутками находился на работе, а в выходные – твоя мамаша, твои родственники…
– О чем бы я тебя ни просил – ты ничего, ничего не делала. Мои советы, мои просьбы, пожелания – ты все мимо ушей пропускала…
– Мне было больно. Я хотела умереть. Я лежала сутками, ничего не ела и пила водку, чтобы забыться. Мне было так больно, когда ты ушел…
– О, какое лицемерие… Тебе было больно, когда я ушел! – язвительно воскликнул Саша. – А мне всю жизнь было больно! Все те годы, что я потратил на тебя!
– Зато теперь тебе хорошо. Тебя любят. У тебя будет ребенок. У тебя теперь есть все, о чем ты мечтал когда-то…
– Да и ты не одна! Тебя тоже любят. Кто он, кстати? – весело спросил Саша.
– Какая разница… Он все время со мной. Всегда. Мы, Саша, с тобой счастливые люди, – спокойно закончила Лара. – Мы получили то, что хотели. Пусть и с небольшими оговорками, но… Идеального ведь ничего не бывает, да? Поэтому забудь все то, что я тебе сейчас рассказала. Подвези меня к метро. Я на метро до вокзала быстрей доеду.
– Как скажешь.
Саша тронул машину с места.
Не то чтобы он не поверил Ларе, нет…
Просто Александр знал: у каждого своя правда. Одно и то же событие трактуется людьми, участвовавшими в нем, по-разному. Это только в мыльных операх есть злодеи и благородные герои, которыми движет какое-то одно чувство… В реальной жизни все сложно, все неоднозначно. Нет злодеев и героев, есть обычные люди со своими страстями, страданиями и надеждами.
Ну, допустим, Оленька и правда хотела отомстить Ларе. Из-за Лары погиб ее отец – и спустя годы Оленька решила отыграться.
Познакомилась с Сашей, и…
И влюбилась в него. А он – в нее. И рухнули к чертовой бабушке все планы… Что теперь – казнить Оленьку?
Ребенок все искупил – тут Лара права.
…Александр вернулся домой. Вернее, в дом Оленьки.
– Сандрик, ты? – Оленька лежала на диване, под кондиционером, прикрывшись одной простыней. – Куда ты ходил?
– Так, документы кое-какие надо было передать, – легко соврал Александр.
Он встал перед диваном на колени, откинул простыню. Обнаженный живот Оленьки – огромный, с чуть вывернутым пупком – был перед его лицом. С тех пор, как ребенок начал шевелиться, Александр, точно завороженный, следил за его движениями в животе у матери – вот что-то круглое, маленькое натянуло кожу изнутри, пробежалось волной… Ребенок пошевелил рукой или ногой. А еще Александр любил прижиматься щекой к животу Оленьки и с замиранием сердца ловил толчки изнутри – легкие, нежные, но вполне ощутимые… Вот и сейчас он приник щекой к ее животу.
– Скажи ей что-нибудь! – засмеялась Оленька. – Римма считает, что родители должны общаться со своим ребенком.
– Почему – ей? Может быть, это мальчик…
– Это девочка. Я чувствую! – упрямо, ласково возразила Оленька. – Скажи ей что-нибудь!
– Привет, малышка… – сдавленным голосом произнес Александр.
Он сказал эти слова неискренне, вынужденно.
Дело в том, что Александр общался с будущим ребенком по-своему.
