что это не только что-то масштабное, но еще и разумное. И сработает.
Скрежетало над самой головой, возле люка. Остановилось. Заскрипела отвинчиваемая крышка, плеск стал звонче. Вода все колыхалась в жестяной бочке…
Вода? Запах бензина накатил вонючей волной.
Над головой скрипнуло – и бочка грохнулась набок. Сверху окатило холодом. Спину, шею, круп, потекло по ногам…
Леха едва сдержался, чтобы не взвыть от пронзившего холода. Поглядел вверх, с трудом сдерживаясь, чтобы не выругаться, – да какого дьявола она там?! Вот ведь безрукая!
Сверху выглянула Тхели, но обескураженной она не выглядела. Она все улыбалась, и эта улыбка… Свечу она отлепила от блюдца, но держала не в кулаке, а едва-едва двумя пальчиками. Вытянула руку над центром дыры в потолке, как наводчик над люком для бомбометания.
Тхели…
А она хоть раз произнесла это имя?…
Леха взревел, рванулся назад, выдавливая дверь. Дверь чуть поддалась. С треском лопнули заклепки, удерживавшие засов…
И тут дверь спружинила обратно. Что-то подпирало ее, какой-то мощный клин. Лом? Металлический лом? К черту лом! Если с разбега, всей массой… Только разбежаться было негде. Даже на шаг. Даже на полшага… Рога уперлись в стену, а круп поджало дверью.
– Fiat ignis! – торжественно провозгласила Тхели и отпустила свечку.
Огонек скользнул вниз, размазываясь в длинную полосу пламени, – и мир утонул в огне и боли.
Леха выл, метался, разрывая рогами стальные листы стен, но вокруг были только огонь и боль. Секунды растянулись в вечность, а движок игры старательно имитировал ад…
Снова призрачное рассветное небо, снова Кремневая долина, снова спину и бок режет острая щебенка… Леха даже не пытался встать. Просто лежал и глядел на это чертово рассветное небо. Та адская боль кончилась, но облегчения не было. Лишь усталость и отчаяние. Застрял здесь. Застрял на год, целый год – здесь. Здесь, где за каждую твою смерть объявлена цена, а за мучения будут премии. Где «легкой смерти!» нужнее, чем «здравствуйте», «добрый день» и «сладких снов» вместе взятые, и уже привычно слетает с языка… На целый год… Здесь… Это будет дольше вечности. Кольнула зависть. К тому мужику, что сиганул со Штукадюймовочки. Господи, если бы можно было вот так же! Покончить со всем этим… Одним махом – и навсегда…
– Что, рогатый? Подстава? Я тебя предупреждал…
Леха даже не заметил, как сатир подкрался. А впрочем, какая теперь разница… Теперь.
– Ну скажи, ведь предупреждал же, что шансы ниже нуля? Игроки прекрасно знают, что иногда урки в звериных шкурках пытаются выходить на своих корешей… Понял теперь, как бывает, когда очередной твердолобый решает, что он тут самый умный, разглядел среди игроков своего приятеля и назойливо лезет пообщаться?
Леха молчал. Сатир нахмурился, присел перед Лехой на корточки и перестал скалиться. Вздохнул:
– Чего такой грустный? Взгрустнулось? А чего такой бледный? Вз…
– Отстань.
– Угу-у… – глубокомысленно протянул сатир, прищурившись.
Встал, подцепил камешек поострее, шагнул к валуну – и стал выдалбливать-выскабливать еще одну полосочку. Седьмую…
Всего лишь седьмую…
Сатир неспешно долбил и скоблил валун. Потом сдул пыль, удовлетворенно оглядел плоды своего труда и обернулся к Лехе:
– Ну так что, парнокопытное? Достаточно приключений на свою задницу словил или еще хочешь?
Леха закрыл глаза, чтобы не видеть этого шибздика. Но сатир так просто не сдался:
– Ты глазки-то не закрывай, рогатенький. Ты мне лучше скажи, навалялся ты дурака или как? Не хочешь делом заняться и досрочное освобождение себе заслужить?
– Подработать в тюремной прачечной? – криво ухмыльнулся Леха, не открывая глаз.
– Острим, – мрачно прокомментировал сатир. – Шутки юмора из себя выдавливаем, стоиков изображаем… А ведь я серьезно.
Леха открыл глаза:
– И я тоже серьезно. Сдавать модеру, кто сюда за что попал, я не буду. А теперь пошел вон.
Сатир нахмурился, но не зло, а как-то недоуменно. Неуверенно хмыкнул.
– Хе… Думаешь, тут… – начал он и вдруг ухмыльнулся уже от души: – Ха! Эх, рогатенький, рогатенький… Да нет. Чтобы наседкой работать, тоже талант нужен. Это ты такой дурак, что первому встречному все выложил, хоть я тебя и предупреждал. А другие… Просто так тебе тут никто не скажет, за что зону топчет. Ученые все уже. Да и потом… Думаешь, так уж часто попадаются такие пострадавшие, как твой помдепа? Чтобы кредитоспособные под завязку, до мальчиков с бритыми затылками на побегушках? Ха! Нет, рогатенький…
– Что же тогда? Убивать регулярно по расписанию и получить за примерное поведение вместо года одиннадцать месяцев? Но на этот раз сатир даже не ухмыльнулся. Погрустнел.
– Ох, и дурак же ты, рогатый… Так ничего и не понял, да?
