– Обед, – коротко отвечаю я. – Если я правильно помню, мы договорились держаться не так официально. Верно, Хорхе?
– Да, – кивает он и кладет руки ладонями вниз на полированную стойку. – Да, я действительно это предложил, но это было так давно, Питер. Я уже и забыл.
– Да, прошло много времени…
Он снова кивает:
– Слишком много. Вы же знаете, как это бывает, Питер: работа и всякие дела – все это отвлекает. Хотя… Вам ведь не приходится работать, не правда ли?
– Нет, – отвечаю я.
– Зато вы наверняка знаете, что значит играть по-крупному. Не думаю, что ребята, с которыми вы играете, часто выигрывают. Но хватит об этом… – Сантос тянется к бутылкам, что у него за спиной. -Мне нужно работать. Что вы желаете?
– «Эвиан» для нас обоих, – отвечаю я. – Мы не пьем.
– Правда? – удивляется он. – И я тоже. Бросил, когда Мария пропала. Забавно, честное слово…
Полиция забрала меня несколько месяцев назад, – он трясет головой. – Понимаете, Питер, они арестовали меня за вождение в нетрезвом виде, а я был трезв как стеклышко. Не понимаю, почему они так поступают. А вы как думаете?
Я пожимаю плечами:
– Иногда им случается напутать.
Хорхе щурит глаза и ворчит:
– А вас голыми руками не возьмешь, верно?
Я не успеваю ответить, потому что как раз в этот момент метрдотель выкликает мое имя.
– Вы, должно быть, знакомый какой-нибудь шишки, – усмехается Хорхе. – Мало кто дожидается столика так скоро. Такому крутому, как вы, человека уволить – раз плюнуть. Верно ведь, Питер? – он машет рукой.- Идите, идите, не волнуйтесь! Вам не придется ждать. Вам сейчас принесут ваши напитки.
– Ну что, доволен? – спрашивает Элизабет, когда мы садимся за столик.
Вообще-то, я доволен, но не очень хочу признаваться в этом. Элизабет вряд ли поймет мой интерес к этому человеку. Я и сам-то не вполне понимаю: то ли это потому, что я знал его сестру и теперь ищу в нем ее черты, то ли вся эта история просто вызывает любопытство. В общем, почему-то мне очень хочется узнать этого человека получше.
– Ну что ж, – говорю я вслух, – по-моему, очевидно, что он все еще вынашивает какие-то планы.
– Особенно теперь, когда ты вдруг объявляешься здесь, чтобы подразнить его.
Официант приносит поднос с двумя бокалами. Он ставит один перед Элизабет, другой – передо мной.
– Хорхе просил передать вам его наилучшие пожелания, – говорит молодой человек.
Я киваю, подношу бокал к губам и сразу же чувствую сильный запах алкоголя.
– Это «Эвиан»? – спрашиваю я, отпив глоток.
Официант расплывается в улыбке:
– Хорхе предупредил меня, что вы шутник. Это водка, как вы и хотели.
– Мы не пьем, – говорю я и протягиваю ему бокал.
– Хорхе предупредил, что вы так скажете, – официант не обращает внимания на мою протянутую руку, стоит и хихикает,- а еще, если вы так скажете, он велел передать вам, что, возможно, очень скоро вы начнете пить.
21
Во вторник утром будто кто заменил сразу весь воздух. Избавившись от влаги, он как будто стал легче. И следа не осталось от летнего тепла. Вдыхаю морозный, хрустящий запах осени. Это воодушевляет меня. Валяться в постели больше не хочется. Я бегу наверх, в большую комнату, и распахиваю окна, чтобы северный ветер наполнил дом первой осенней прохладой. Сожалея, что Элизабет еще не проснулась, я стою у окна, выходящего на север, на Майами, подставив лицо холодному ветру.
Однако улыбка сбегает с лица, как только я замечаю парус далеко на севере – крошечный бело- желтый треугольничек, качающийся на голубой воде. Он слишком далеко, чтобы можно было определить даже класс лодки. Сначала кажется, что она не движется, но со временем я понимаю, что она медленно, но неуклонно приближается к моему острову. Пожимаю плечами, стараюсь не замечать ее, но скоро мне становится невыносимо просто наблюдать, как она неизвестно зачем приближается.
Наконец я заставляю себя отойти от окна. Нет никаких причин, чтобы именно эта лодка меня занимала. Мне известно, что самый западный канал, ведущий в бухту, лежит в полумиле к востоку от рифа де ла Сангре. Я также знаю, что в четверти мили от острова океан довольно глубок даже во время отлива и любая лодка может там пройти. Разумеется, несколько лодок в день мимо нашего острова всегда проплывают. И все же это суденышко не дает мне покоя, действует на нервы.
Весьма недовольный собственной суетливостью, я через каждые несколько минут подхожу к окну посмотреть, насколько они продвинулись. Через час я уже могу различить очертания парусов – маленький треугольник кливера и парус побольше, оба – в бело-желтую полоску.
– Возможно, это Сантос, – говорит Элизабет, которая наконец проснулась и уже стоит рядом со мной. Корпус яхты теперь достаточно близко от нас, чтобы можно было различить знак «Н» на большем парусе. – Ты раздразнил его. Ты сам этого хотел! – она пожимает плечами и спускается в сад.
Я продолжаю вести наблюдение. Яхта приближается, потом заходит со стороны бухты. Она уже так близко, что я различаю Сантоса на палубе. На нем только шорты и майка. Смотрит он в сторону моего острова. Переходя от окна к окну, я слежу за его продвижением, невольно любуясь мастерством, с которым он управляет яхтой.
Он огибает остров, наконец спускает паруса. Яхта останавливается, слегка покачиваясь на воде. Яхтсмен тянется к маленькой синей сумке, которая лежит тут же, на палубе, и достает оттуда бинокль. Опустившись на колени и время от времени меняя точку опоры, чтобы компенсировать колебания лодки, Сантос изучает остров.
Я отхожу в глубь комнаты, когда он наводит свой бинокль на мое окно, и все-таки, перед тем как отправиться в обратный путь, он машет рукой, как будто точно знает, что я за ним наблюдаю. То же самое повторяется и на следующий день. Потом он исчезает на неделю. Потом появляется снова, на сей раз с девицей Мортон на борту. Это становится своеобразной традицией: несколько раз в неделю огибать на яхте наш остров, иногда в одиночестве, иногда – в обществе своей подружки. И с каждым разом он уплывает обратно все медленнее, и всегда – неотрывно глядя при этом на остров, вернее, на дом.
Проходит октябрь, потом ноябрь. Живот моей беременной жены заметно округляется. Элизабет не нравится, как она выглядит в человеческом обличье. Она заставляет меня покупать ей новую одежду каждую неделю. Она больше не водит «корвет», а пересаживается в более удобный «мерседес». Занятия любовью, которые раньше были по меньшей мере ежедневными, теперь превращаются в редкие, эпизодические совокупления. Элизабет проводит все меньше времени в саду, реже выражает желание съездить на материк, а когда мы все-таки выбираемся туда, жалуется, что в машине ее слишком трясет.
Еда, всегда много значившая для нее, делается ее заботой номер один. Хотя мы продолжаем охотиться по ночам, этого ей уже недостаточно. Днем я то и дело размораживаю бифштексы, и Элизабет безропотно поглощает их.
Невзирая на погоду, Сантос продолжает навещать нас не реже раза в неделю. Элизабет не обращает на его визиты никакого внимания. Когда я указываю ей на парус на горизонте, она только говорит:
– В твоей власти прекратить это.
Да, в моей. Артуро давно хочется уничтожить этого парня. Всякий раз, как мы заговариваем о Хорхе, он просит разрешения его убрать.