управляет вот этими руками и вот этими же ногами? То, что шевелит языком и говорит глупости? Начинка для поношенной синей пижамы, насест для скуфа, погремушка для адмирала флота Нейла Льюиса Лерца? Черт его знает… Как уместить в голове то, что это не единственный «ты»? Что в десятке метров сижу еще один «я» и увлеченно набиваю желудок разной снедью, а где-то еще есть третий «я», белый и железный, который превосходно обдурил себя самого, скрыв от него то, что прекрасно знает еще одного себя, и ведет второго себя к себе третьему. Бр-р-р.
Растроение личности – это клинический диагноз, а как назвать попытку собрать три внешне разных личности в одну? Не с моими мозгами такое понимать. Проще договориться, что я – это тот, что в пижаме, а Мона по-прежнему называть братом. Эммади считать папой как-то не особо получается, поэтому Эммади у нас будет Эммади. А будет плохо себя вести – будет «железкой». Ки-Саоми пусть остается сестрой. М-да… Viva la difference!
Когда я вернулся к Мону, они с Эммади сидели за шахматным шаром и пристально на него смотрели. Позы были одинаковыми настолько, что хотелось зажмуриться и потрясти головой. Они специально?
– Привет, мы!
– Привет…
Повернулись и ответили они тоже синхронно. Наверное, Мон подговорил Эммади на этот дурацкий розыгрыш… Хотя зачем уговаривать – если они одинаковые, то эта идиотская идея придет в их головы одновременно.
Дурдом. Можно снимать сериал «Я и мои „Я“…
– Эммади, сгинь, пожалуйста. Больше двух меня я в комнате не потерплю. Перебор…
Эммади молча вышел. Стало поспокойнее.
– Ну как, переварил?
– Да, пожалуй.
– Теперь порядок? Ничего не гложет?
– Ну, за исключением того, что вся моя жизнь – часть плана двух других меня… Наверное, ничего.
– Все мы часть промысла Божьего…
Интересно, когда у меня появится страсть отмахиваться громкими фразами? Глядя на него, мне все меньше хочется стареть…
Мон наконец наелся и вооружился бокалом и мундштуком. Ни трубки, ни кальяна не было, что абсолютно не мешало мундштуку выпускать искрящийся бежевый дым. Передо мной живое доказательство превосходства технологии Красных… Что б меня это хоть сколько-нибудь волновало…
– Ты знаешь, что твой брат – единственный хомо, обыгравший техноида в шахматы? Хотя я уверен, что эта сволочь специально пропустила последний гамбит… Не хочешь сыграть? До следующей фазы плана еще восемь часов тридцать две минуты.
На часы он даже не взглянул.
– Я плохо играю.
– Ты должен учиться, иначе станешь позором семьи. Оми отлично играет, торопливо, но талантливо – она быстро тебя раскроет, если ты будешь постоянно «поддаваться». Она этого не любит. Да и кто любит?
– Лучше объясни, что за следующая фаза. И какая была перед ней. И что это вообще за план?
– Тимми, ваша вьюношеская нетерпеливость вызывает мое заслуженное стариковское раздражение.
– Раз так, мой престарелый дедушка, не изволите ли вы соответствовать своему почтенному столетнему возрасту? Тебе обязательно разыгрывать из себя клоуна?
– Внучок, принеси водички и подай мои привилегии возраста – я храню их во-о-он в той ночной вазе…
– Мон!
На секунду его лицо приняло серьезное выражение.
– Тим, кончай. Сам ты, помнится, последние часы перед возможной смертью рассказывал сказочки и в снежки играл – Эммади уже жаловался. Что ж ты мне расслабиться не даешь? К тому же от серьезного и насупленного меня ты вроде уже устал – я имею в виду дройда. Я прав?
– Да, прости…
Он снова расплылся в своей шутовской улыбке.
– Вот и хьячи. А хлебнем-ка мы еще настоечки!
Он хлебнул. Я снисходительно терпел его кривляния.
– Так, значит, ты признаешь, что можешь погибнуть в ближайшее время?
Мон сделал очередной огромный глоток и протянул бокал мне.
– Ага.
Я решил, что это не такая уж плохая идея и залпом допил остававшуюся в бокале жидкость… У меня перехватило дыхание. Когда я снова смог вдохнуть, передал бокал Мону, и он наполнил его снова – из пузатой бутыли зеленого стекла. Я был уверен – если ее повернуть, увидишь этикетку с черепом и костями.
– Что это?
