– Скажи, что я тоже ее убью. Я очень ее убью…
Пара глубоких прохладных глотков «Долгожданного развода» вернули мне самообладание. Видений напиток уже не вызывал, но его вкус поражал и без них. С языком, правда, пришлось воевать снова.
– Какие планы?
– Планы? Загрузить эмуляцию курительных смесей. Показать Люмус-урбису что такое четверо, нет… пятеро пьяных техноидов…
– Кстати, как зовут пятого, который помогал мне тащить этот чертов генератор темпоральной капсулы?
– Йарф? Он летает по залу и пропагандирует пуританство. В него что-то швыряют, но пока он успевал уворачиваться. Наверное, потому, что не пил.
На меня накатило приятное отупение. Мы сидим, пьем, техноиды сидят, пьют, Ванда сидит, пьет… Вся вселенная сидит, пьет… Все будет хорошо. И это есть хьячи.
– Тим, мы вылетаем сегодня ночью – будем у вас послезавтра. Не пропадай.
– Ванда летит?
– Да. И у нас для тебя подарок.
– Хьячи… Жду.
– Удачи там, Тим.
– Удачи. И… поцелуй от меня Ванду. В родинку.
– Тим, она…
– Отключайся, Роджер.
Бармен покрутил разукрашенной головой, словно разминал шею.
– Поговорили?
Снова хриплый прокуренный голос. Пират.
– Да, спасибо.
Я посмотрел на скуфа. Зверек уже впитал всю жижу без остатка и сам раздулся до размеров тазика. Воевать мне в ближайшее время придется голыми руками. Хотя нет – я привесил обратно трофейную шпагу с «просветкой», – оружие у меня есть. А также – сытый, довольный скуф.
– Спасибо еще и от него, Роджер. Я и не знал, чем их кормить.
– Я тоже не знал, пока не отослал запрос в МИСС… Эммади говорил, что ты любишь задавать идиотские вопросы, воздерживаясь от действительно важных.
– Я люблю задавать идиотские вопросы?
Роджер не выдержал. Захохотал. По-своему, по-пиратски – во всю луженую глотку. Я, немного поколебавшись, присоединился. Брок просто улыбнулся. Да, они правы. Я люблю идиотские вопросы. Например – кто я? Или: задавать идиотские вопросы – это хорошо или плохо? А делить все на «хорошо» и «плохо» это хорошо или плохо?..
Брок допил свой коктейль и тоже горячо поблагодарил бармена. Потом наспех попрощался, обещал заглянуть утром и убежал.
– Странно.
– Что странно, Роджер?
– Брок совладелец этого бара, он здесь десять лет… и ни разу меня не благодарил.
– Ты растроган?
– Я задумался. Если ты вспомнишь все то, что Эммади о нас рассказывал…
– Отмечаешь нетипичное поведение? Даже близких тебе людей?
– Особенно близких мне людей. И «близких» здесь вполне человеческое слово. Мы провели вместе пятнадцать лет, он мой друг. Единственный. Мне не все равно, что с ним случится.
Я замер.
– Ты заметил еще что-нибудь?
– Странная манера боя – обычно он дерется немного медленнее, чуть оттягивая удары, делая упор на пластику, а не на стремительность, как сегодня. И еще – он довольно нелюдимый человек. Мы с ним сдружились случайно. Но с тех пор он не разговаривал ни с кем, кроме меня.
– Он сказал, здесь мало кто бывает.
– Мало, но не никто. Регулярно появляется солдатня, закончившая патрулирование. Раз в месяц заходит туристический лайнер. Но он не бежит ни с кем знакомиться.
– Может, он стесняется своей кожи?
– Бред. Он ею гордится. Он гордится всем, чем можно и чем нельзя. Как своими победами, так и поражениями. Своими врагами, своими неудачами… Нет, не поэтому. Он просто не нуждается в людях… Еще Брок всегда допивает коктейли.
Я скосил глаза на бокал моего нового приятеля. На дне еще оставалась пара глотков. Сомнений у меня практически не осталось. Вздохнув, я протянул руку и вытащил пластиковую подставку из-под его бокала. Перевернул.
