Учредительное Собрание оторвали от рабочего класса и крестьянской бедноты, и шли в обозе в качестве нестроевой команды в армии у Колчака, в армии у Дутова, и составляли там отряд, который был посредником между черносотенцами и белогвардейцами, – белое и черное здесь одно и то же – с одной стороны, и между трудовыми массами, с другой. Лозунгами Учредительного Собрания, идеей демократии они помогли Колчаку создать армию. Колчак – авантюрист, бывший царский адмирал, который искал помощи у немцев, перешел на американскую службу, ездил в Нью-Йорк, получил свои сребреники и прибыл сюда. Это – чистый тип авантюриста без вчерашнего и – не будем сомневаться! – без завтрашнего дня. Этот авантюрист не имел бы успеха, если бы вокруг него не было создано декораций Учредительного Собрания. А когда эти декорации помогли ему создать армию, тогда он сказал Чернову и Авксентьеву: «раб сделал свое дело – пошел вон».
И выполнивши свою работу, учредиловские рабы разбежались в разные стороны. Авксентьев отправился во Францию и Англию выпрашивать помощи у европейского империализма против нас. Чернов со своими единомышленниками, со всем президиумом священнейшего Учредительного Собрания постучался в ворота нашего советского дома и просил нас пустить его, ибо ему невтерпеж стало больше в той атмосфере, которую создало Учредительное Собрание.
И это большой урок, товарищи, для самых отсталых и темных масс. Лучшего урока, более яркого урока, хотя и оплаченного дорогой ценой, нельзя было желать и требовать. Постучитесь теперь к русскому крестьянину, у которого мозги сколько-нибудь шевелятся в голове, и спросите его: «ну что же Учредительное Собрание, пойдешь под его знаменем?» Что должен ответить крестьянин, который сколько- нибудь следил за жизнью страны? Он должен ответить: «я видал это знамя в Самаре, я видал его в Екатеринбурге, в Уфе, я видел, как это знамя пошло Колчаку на портянки».
Итак, самые авторитетные носители этого знамени, господа с.-р., искали потом приюта – где? Да там, где революция сохранилась, потому что рабочий класс там не обольщался формальными внешними идеями демократии, а сказал, что защита революции – это организованный вооруженный рабочий класс, который берет в свои руки власть, у каждой двери ставит своего вооруженного часового и говорит: «в этот дом насильникам и прохвостам хода нет».
Таким образом, товарищи, со стороны внутреннего развития у нас были подъемы и понижения, наступления и отступления, но в общем и целом история великолепно работала за нас, разрушая все старые предрассудки. И результат этой работы мы видели как раз во время последних крестьянских восстаний, которые происходили внутри страны, которые поднимались прямыми агентами Колчака, поддерживались кулаками, но вовлекали в свой водоворот в некоторых местах значительные группы среднего крестьянства, вследствие того, что крестьянство чувствует, что трудно жить, но не всегда разбирается, где правильный выход.
Но какой же лозунг выдвигали участники восстаний? Если в начале первой, Февральской, революции они еще выдвигали лозунг за царя, то дальше они этот лозунг скинули со счетов. Они узнали, что с ним подходить к сколько-нибудь широкой массе нельзя, и переняли у с.-р. лозунг Учредительного Собрания. Ведь за учредилку были тогда Краснов, Деникин, – все, кто только мечтал о восстановлении помещичьей самодержавной власти; являясь перед лицом народа, они надевали на себя маску Учредительного Собрания. От этой маски теперь ничего не осталось. И вот почему во время последних восстаний, здесь, в тылу Восточного фронта, контрреволюционные агитаторы выдвигали уже лозунги: не «да здравствует Учредительное Собрание», – а «да здравствует Советская власть», но «долой партию коммунистов», «долой инородцев» и т. д. Но лозунга «долой Советскую власть» они выбросить не посмели, и везде, – у меня есть довольно много и печатных и рукописных воззваний, распространявшихся белогвардейцами в Симбирской и Казанской губерниях, – они подделывали наши лозунги и наши организации. У них появляется свой штаб, в котором есть и военный комиссар и военный руководитель, честь-честью, как полагается по декретам Советской власти. Стало быть, глубоко в сознание крестьянских масс проникли идеи Советской власти, если обмануть крестьянина, поднять его на восстание можно не иначе, как выступая со знаменем Советской власти в руках…
Вот к чему мы пришли в результате последних восстаний. Я по этому поводу докладывал на днях в Московском Совете и вспоминал там о том, как 50 лет назад, или около этого, когда наши русские революционеры представляли собой еще ничтожную и слабую кучку, а крестьянство было насквозь пропитано религиозными и монархическими предрассудками, – возникло известное чигиринское дело, во главе которого стоял покойный товарищ Стефанович, тогда еще неопытный юноша, сделавший очень рискованный шаг. Возглавлявшаяся им группа революционеров обратилась к крестьянству с поддельной грамотой от имени царя, – эта грамота называлась золотой и имела большую золотую печать.[53] Что это означало? Это означало крайнюю слабость революционеров и большую силу монархических предрассудков в крестьянских массах. Этот шаг был осужден всеми революционерами, потому что, как бы революционеры ни были слабы, они никогда не имеют права подделываться под ложные взгляды народных масс. В чем сила революционной партии? Да в том, что мы просветляем и просвещаем сознание трудящихся масс. Революционная партия никогда – ни в минуту удачи, ни в минуту неудачи, ни в часы силы, ни в часы бессилья, слабости – не имеет права, никогда и ни в чем, лгать и обманывать трудовые массы.
Вот почему революционная партия, как я сказал, осудила эту авантюру группы слабых революционеров. Но, товарищи, если 50 лет тому назад мы видели молодую и слабую революционную партию, делавшую ложные шаги, то теперь перед нами – последняя азартная ставка издыхающей контрреволюции. У нее нет идейной почвы под ногами. Она вынуждена становиться на нашу почву.
Вот почему левые с.-р., которые считают себя не учредиловской, а советской партией, теперь образуют прикрытие для контрреволюции. Как в предшествующий период это было с правыми с.-р., которые давали Колчаку на подержание, на прокат знамя Учредительного Собрания, так теперь левые с.-р. дают тем же самым колчаковским агитаторам и всем вообще контрреволюционерам на подержание поддельное знамя Советской власти.
Стало быть, эти восстания дали нам возможность узнать свою величайшую идейную и организационную силу. Но вместе с тем, разумеется, восстания были и признаком нашей слабости, ибо они вовлекли в свой водоворот, как я упомянул, не только кулаков, но и – не нужно себя обманывать на этот счет – известную часть среднего промежуточного крестьянства. Объясняется это общими причинами, которые мною были обрисованы, – отсталостью самого крестьянства. Но не нужно, однако, все валить на отсталость, ибо Маркс когда-то сказал, что у крестьянина есть не только предрассудок, но и рассудок, и можно от предрассудка апеллировать, взывать к рассудку крестьянина, подводить его на опыте к новому строю, чтобы крестьяне чувствовали на деле, что они в лице рабочего класса, его партии, его советского аппарата, имеют руководителя, защитника; чтобы крестьянин понимал наши вынужденные реквизиции, принимал бы их, как неизбежность; чтобы он знал, что мы входим во внутреннюю жизнь деревни, разбираемся, кому легче, кому тяжелее, производим внутреннюю дифференциацию, расслоение, и ищем теснейшей дружеской связи с крестьянами-середняками.
Это нам нужно, прежде всего потому, что до тех пор, пока в Западной Европе не стал у власти рабочий класс, пока мы левым нашим флангом не имеем возможности опираться на пролетарскую диктатуру в Германии, во Франции и в других странах, – до тех пор правым нашим флангом мы вынуждены опираться в России на крестьянина-середняка. Но не только в этот период, нет, и после окончательной, неизбежной и исторически обусловленной победы рабочего класса во всей Европе перед нами в нашей стране останется важная огромная задача социализации нашего сельского хозяйства, превращения его из раздробленного, отсталого, мужицкого хозяйства в новое, коллективное, артельное, коммунистическое. Разве может быть этот величайший в мировой истории переход совершен против желания крестьянина? – Никаким образом. Здесь нужны будут не меры насилия, не меры принуждения, а меры педагогические, меры воздействия, поддержки хорошим примером, поощрения, – вот методы, какими организованный и просвещенный рабочий класс разговаривает с крестьянами, с крестьянами-середняками.
И на Дону, товарищи, когда наши красные полки, освободители от власти Краснова, встречались с казачьими низами, – там спрашивали наших комиссаров-коммунистов: «а как же будет дальше? Вы все теперь бросите в общий котел? А у нас все отнимете и передадите в коммуну?». Те комиссары, которые лучше понимали смысл коммунистической политики, отвечали им: «Нет, насилие мы применяем только по отношению к капиталистам, эксплуататорам, помещикам и деревенским кулакам, эксплуатирующим чужой
