мелким государствам мы дадим на спине Финляндии. В случае провокации со стороны последней, мы поставим себе по отношению к ней малую задачу, которую разрешим независимо от того, каким темпом пойдет разрешение задач большой войны.
Для экзекуции финляндской буржуазии мы найдем надлежащую силу. Советская Россия приступила к организации независимости народов Азии – башкир, киргизов и других. Эти народы, напряженно формирующие свои пехоту и конницу для обеспечения полученной независимости, знают, что финляндская буржуазия является помощницей Колчака и помогает установить его самодержавную власть над всеми народами бывшей царской империи. В числе тех дивизий, какие мы теперь перебрасываем на Петроградский фронт, башкирская конница займет не последнее место, и, в случае покушения буржуазных финнов на Петроград, красные башкиры выступят под лозунгом – на Гельсингфорс. Беспощадный истребительный поход против буржуазии, которая продает кровь собственного народа и кровь рабочих Петрограда в интересах английского золотого мешка!
Советская Россия бодрствует. Петрограда она не отдаст. Покушение на первый город пролетарской революции вызовет с нашей стороны крестовый поход смерти и опустошения.
«Правда» N 194, 1 сентября 1919 г.
Л. Троцкий. ПЕТРОГРАДСКИЙ ФРОНТ В ЦЕНТРЕ ВНИМАНИЯ
(Речь на экстренном заседании Петроградского Совета[104] 1 сентября 1919 г.)
Если память мне не изменяет, мне приходится в третий раз выступать перед организованным представительством петроградского пролетариата в моменты серьезнейших переломов на наших советских фронтах. Эта весна и это лето были в нашей краткой, но драматической истории самыми драматическими месяцами на двух важнейших фронтах – на Восточном и на Южном. Мы в течение весны и лета пережили моменты величайшей опасности, поражений, отступлений, но вместе с тем и моменты решительных побед. В начале марта на Восточном фронте, – с которого началось оздоровление и возрождение, упрочение и развитие красных войск, – обозначился для нас угрожающий перелом. Колчак впервые двинул там против нас большие силы из мобилизованных крестьян. Наши враги начали с партизанства свою борьбу против Советской власти не потому, что являлись принципиальными сторонниками партизанских методов борьбы, а потому, что они боялись мобилизовать – и боялись с достаточным основанием – многотысячные крестьянские рабочие массы. Дутов выступал, как атаман полуразбойничьей конной шайки. Немногим от него отличались Корнилов, Каледин, Краснов, даже Алексеев. Они боялись мобилизовать широкие крестьянские массы, а, за вычетом этого, у них было старое офицерство, т.-е. та его часть, которая порвала с трудовым народом и продала свою душу иностранному империализму. У них была золотая буржуазная молодежь: студенты, гимназисты, помещичьи и буржуазные сынки. Все это материал в военном смысле и не плохой, но пригодный только для создания небольших квалифицированных военных отрядов. С этого начинали они все. Они при этом понимали, что раздавить нас, организованный рабочий класс при помощи партизанских налетов дутовской или красновской конницы, возможности и надежды нет, но они себе такой задачи и не ставили. Дутов, Каледин и Краснов полагали, что смерть Советской власти придет от рук иностранного империализма. Они рассчитывали сперва на германского кайзера, на его колоссальное, массовое убийство, затем, обжегшись на своем германофильстве, они свои надежды перенесли на милитаризм английский и французский, на победоносную Антанту. Они считали себя только легким авангардом западно-европейских тяжелых войск. Свою задачу они видели в малой войне, в том, чтобы нас тревожить, тормошить, чтобы заходить нам в тыл и разрушать наши пути сообщения, в том, чтобы не давать нам возможности упорядочить на новых началах хозяйство русского народа, ослаблять, истощать нас понемногу, не дать нам возможности стать на ноги до того момента, когда придет их настоящий хозяин, англо-французский биржевик, вооруженный до головы, и задушит нас, дав им крохи со своего барского стола, превратив русский трудовой народ в данника на много десятилетий. Вот основные мысли нашего врага. Они опасались прикасаться к тяжеловесным пластам трудового народа. Только после того как пал германский милитаризм, как обнаружилось для всего мира, что Англия и Франция, эти победоносные страны, не имеют возможности сейчас, при всей ненависти к нам, выбросить на нашу территорию хотя бы два-три крепких корпуса, после того как стало ясно для всех, что английский и французский милитаризм держится только в силу инерции, что подлинной боевой силы у них не существует, а есть только декорация, пыл военной мощи, горы снаряжений, танков, орудий, но человеческой силы боевой больше нет, ибо рабочие массы этих стран враждебны войне вообще и войне с Советской Россией в особенности, только после того как это выяснилось, Дутов, Каледин и Краснов, а затем их преемники, Колчак и Деникин, оказались вынужденными сказать себе, что они являются не предтечами больших англо-французских войск, не их авангардом, а что они должны целиком стоять на своих ногах в смысле человеческого материала, что от малой войны против нас, от партизанских набегов надо перейти к большим войнам, другими словами, они должны были сказать себе, что их задача не в том, чтобы тормошить Советскую власть, а в том, чтобы опрокинуть и истребить ее. Вот почему, отчаявшись в надеждах на иностранную армию, они оказались вынужденными от партизанских отрядов перейти к мобилизации широких крестьянских масс и к созданию больших армий, включающих сотни тысяч солдат.
Первый такой опыт был сделан Колчаком на Восточном фронте. Там, где были дутовские банды, там Колчак противопоставил нам мобилизованные десятки и сотни тысяч сибирских и уральских крестьян и даже рабочих. Разумеется, он для этого создал предварительно крепкий кулак из верного ему офицерства и буржуазных элементов. И на первых порах опыт казался удачным. Через белогвардейского офицера он прибрал к рукам кулака; через посредство кулака – средние и низшие слои крестьянских масс. Когда он выставил против нас на Восточном фронте мобилизованную и сформированную в глубоком сибирском тылу армию во много десятков тысяч душ, и эта его свежая армия столкнулась с нашими войсками, уже истомленными, с войсками, которые очистили Волгу и подвигались на Урал, то наши уставшие красные войска этого первого автоматического удара колчаковских войск не выдержали. Образовался прорыв. Масса влилась в этот прорыв. Наши войска отступили к самой Волге. Тогда, товарищи, я докладывал об угрожающем положении на востоке Петроградскому Совету, петроградским профессиональным союзам, и тогда первая помощь пошла отсюда. Вы знаете, что мы в короткий срок преодолели нашу неустойку на Восточном фронте. В марте, в первых числах его, обнаружился прорыв, в конце апреля мы уже перешли в наступление, и с того момента это наступление не сдерживалось уже ни на один день. Под Челябинском Колчак попытался оказать серьезное сопротивление, там он получил последний смертельный удар. И вот, с конца апреля, за эти месяцы – май, июнь, июль, август – за четыре месяца наши красные войска на Восточном фронте в непрерывных боях прошли пространство в тысячу верст. Тысяча верст отвоеваны красными войсками для рабочей и крестьянской революции. И в этом числе на этом огромном пространстве значится ныне почти весь Урал, этот могучий хребет, являющийся в то же время хребтом русского рабочего класса, с его промышленными возможностями, с его естественными богатствами и с его огромным резервуаром человеческой рабочей силы, трудовой и революционно-коммунистической. Мы, товарищи, долгое время после утраты Урала опирались главным образом на Петроградско-Московский район. Разумеется, я не должен здесь перед представителями Петрограда говорить о значении петроградского рабочего класса для нас. Но Петроград не раз бывал под опасностью жестокого удара. Была опасность, что эта часть нашей пролетарской, нашей промышленной вообще и военно-промышленной в частности базы будет временно вырвана из наших рук. Вы знаете, какую огромную роль играют Московский и Тульский районы в деле нашего военного производства и снабжения. Потерять нам Петроград, потерять Тулу и Москву, хотя бы временно, еще несколько месяцев тому назад означало бы неизбежно нашу военную гибель в ближайший период, потому что это была вся опора военно-промышленная, опора нашей Красной Армии. Был, товарищи, момент, когда мы потеряли драгоценнейшую жемчужину – Ижевский оружейный завод. В руках врага был весь богатейший Екатеринбургский район; Златоуст, центр выделки холодного оружия, был в руках Колчака. Более того, мы вынуждены были несколько месяцев тому назад ставить вопрос – и тоже приступить к его практическому решению – об эвакуации Симбирского завода, столь важного для нас в военном отношении. Товарищи, с того времени наше военно-промышленное положение изменилось радикальным образом. Ижевский завод работает на нас с возрастающим успехом, Екатеринбургский район мобилизуется в военно-промышленных целях, в Златоусте мы выделываем необходимое для нас холодное оружие и, наконец, Симбирский патронный завод снабжает нашу армию патронами во все возрастающем числе. Стало быть, у нас теперь две военно-промышленные базы. Правда, мы сейчас дальше, чем когда-
