вторая задача должна целиком явиться делом польского пролетариата. Мы обязаны ему лишь облегчить ее, сократив, по возможности, шляхетскому Наполеону его путь до Ватерлоо.
Было бы, повторяю, величайшим легкомыслием думать, что победа на Западном фронте дастся нам сама собой. В течение долгого времени Западный фронт оставался на заднем плане; даже после того как значение его стало возрастать, лучшие силы и средства мы продолжали отправлять на другие фронты. Правда, тов. Гиттис, в бытность свою командующим Западным фронтом, выполнил огромную организационную работу, но фронт был связан как в оперативном, так и в моральном отношении длительным состоянием ожидания мирных переговоров и нашим обязательством не переходить известной черты. Отсюда вполне объяснимо то преимущество, какое получило польское командование, сосредоточив под прикрытием переговоров о… мирных переговорах значительные силы и ударив ими по линии наименьшего сопротивления – по правобережной Украине.
Было бы жалким малодушием пугаться первых успехов Пилсудского. Они были неизбежны. Они были предвидены. Они вытекали из предшествовавшего развития наших отношений с Польшей. Чем глубже правое крыло польских войск увязнет в Украине, обратив на себя все элементы украинского повстанчества, тем гибельнее будет для польских вооруженных сил тот концентрированный удар, какой им будет нанесен красными войсками. Вся задача сводится теперь к всесторонней подготовке этого удара. И в разрешении этого вопроса военное ведомство является только передаточным механизмом. Оно может лишь надлежащим образом сгруппировать на Западном фронте то, что получит от страны. Необходимо, чтобы борьба с Польшей перестала оставаться частной задачей Западного фронта, как это было до сих пор, а стала важнейшей, основной, руководящей задачей всей рабоче-крестьянской России.
«Известия ВЦИК» N 96, 6 мая 1920 г.
Л. Троцкий. ВОЙНА С ПОЛЬШЕЙ
(Доклад на объединенном заседании ВЦИК, Московского Совета Раб., Кр. и Красноарм. Депутатов, правлений профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов 5 мая 1920 г.)
Товарищи, Северный, Восточный и Южный фронты вылились из Октябрьской революции и гражданской войны. Западный фронт мы унаследовали от старой империалистической войны с Германией и Австро- Венгрией. И первая наша забота, первое наше слово после Октябрьской революции были направлены к тому, чтобы ликвидировать фронт, унаследованный нами от прошлой войны. Задача наша состояла в том, чтобы осуществить мир. Наши злорадствующие враги до сих пор ставят нам в упрек, что мы боролись за мир, восставали во имя этого мира, а между тем на страну нашу обрушились все ужасы внешней и внутренней войны. Но это свидетельствует только о том, что рабочий класс встречает на своем пути жесточайшее сопротивление и без суровой борьбы не может осуществить свои задачи. Путем применения оружия, путем кровавой борьбы он должен уничтожить самые основы строя, из которого вырастает кровавая борьба.
Линия Западного фронта, унаследованная нами от царизма, за три года революции изменялась не раз, и в изменениях своих она отражала великие события, которые потрясали Европу и весь мир. Правительство Керенского пыталось в своем злосчастном наступлении изменить линию фронта: это привело лишь к расширению германской оккупации. Как только власть перешла в руки рабочих и крестьянских советов, мы немедленно сделали попытку ликвидировать Западный фронт и предложили австро-германскому правительству мир. Вы все помните тот трагический период. После мирных переговоров, в которых мы отстаивали мирную программу рабочей революции, мы оказались вынуждены, – ибо были еще слишком слабы, – подписать 3 марта 1918 года мир с могущественнейшим тогда германским милитаризмом. Тогда граница проходила через Ямбург, восточнее Пскова и Полоцка. Под тяжелой каской германской оккупации фабриковались из частей старой царской империи мнимо-самостоятельные государства: маннергеймовская Финляндия, ненависть которой к нам имела чисто социальный реакционно-капиталистический характер, ибо в национальном отношении Советская власть признала независимость Финляндии с первого дня, когда начала жить и бороться; Эстляндия, против независимости которой мы никогда не поднимали голоса; Латвия, Литва и Белоруссия, Польша и, наконец, Украина, которая была целиком оккупирована к первому мая 1918 года войсками Гогенцоллерна, призванными киевской Радой.
В тот тяжкий период наша политика в отношении окраинных государств была та же, что и теперь. Мы не только признали и санкционировали независимость Польши, но мы отстаивали эту независимость против всемогущего германского милитаризма. Наша делегация в Брест-Литовских переговорах наотрез отказалась признать представителем независимой Польши правительство Кухаржевского – этого жалкого приказчика берлинских хищников. Германский империализм крайне нуждался – прежде всего для того, чтобы воздействовать на общественное мнение собственных трудящихся масс – в прямом или косвенном признании с нашей стороны того оккупационного, насильнического режима в Польше, который выдавался за национальное самоопределение польского народа. В эту эпоху агенты Гогенцоллерна уже сделали попытку украсть у русской революции эту формулу и сделать ее прикрытием своих захватов и насилий. Мы были слишком слабы, чтобы помочь угнетенной Польше с оружием в руках. Но мы были с польским народом против его угнетателей, – мы противопоставили грабительской лжи немецкой дипломатии нашу революционную правду о Польше. Смешно и недостойно было бы нам, революционной партии, гордиться, что мы не позволили, хотя бы молча, Гогенцоллернам проституировать формулу самоопределения польского народа в те дни, когда мы, так казалось, зависели от Гогенцоллерна… Но можно ли сомневаться, что никакое другое правительство в мире в подобных условиях не отказалось бы оказать эту невесомую, но очень существенную услугу германскому империализму, получив за нее эквивалент в виде облегчения условий мирного договора.
Позже, когда гражданин Мирбах жил в Москве и бывал даже иногда в ложе Большого театра на заседаниях съезда наших советов, мы не отступили от нашей позиции ни на вершок. Мирбах домогался, чтобы мы прямо или косвенно признали, что Польша, раздавленная гогенцоллернским сапогом, есть независимая, самоопределившаяся Польша, – мы заявляли в ответ, что вынуждены говорить с германскими палачами Польши, что можем разговаривать и даже, может быть, принуждены заключить договор с польским правительством, как с приказчиком всесильных палачей, но мы никогда и ни при каких условиях не согласимся заявить, что видим в Польше, распятой германским империализмом, свободный самоопределившийся народ.
В конце 1918 года, в годовщину нашей Октябрьской революции, произошла революция в Германии, которая для судеб Западного фронта, как и для судеб всего мира, имела и продолжает иметь неизмеримое значение. Всколыхнулись окраинные государства; пробил час освобождения для Украины. Киевской рады, в состав которой входил Петлюра и которая призвала на Украину немецкие войска, давно уже не было: использовав ее, немцы отшвырнули ее обноски и поставили агентом Скоропадского. Он пал вслед за Гогенцоллерном. По Украине прокатилась волна восстаний. Петлюровская клика жаловалась всему миру, что Украину завоевали московские войска. Это – дела минувших дней, и после этого Украина видала много перемен. Но все же я считаю нужным установить, что московские войска не принимали в освобождении Украины от скоропадщины и петлюровщины почти никакого участия. Установление Советской власти было делом партизанских отрядов, стихийных восстаний, из чего ясно видно, какая власть является подлинно народной и подлинно национальной властью на Украине.
Вслед за Украиной заколыхался весь Западный фронт. Немецкие войска разламывались, снимались, уходили или, оставаясь на месте, не оказывали сопротивления; регулярные красные войска, составлявшие на Западном фронте жидкую завесу, были очень малочисленны и слабы. В их среде были красные латыши, красные эстонцы и красные финны. Эти части двинулись на запад без сопротивления, и, скажу я, почти без руководства.
К марту 1919 года красная территория далеко расширилась на запад, включив в свои пределы Ригу и Вильно. Наша Красная Армия была слишком занята в тот период на востоке и юге попеременно и одновременно. На западе волна прилива сменялась волной отлива, и красная территория стала сужаться.
Но если изменялось очертание Западного фронта, если изламывалась в ту или другую сторону его линия, то линия нашей политики оставалась неизменной и была построена на принципе полной, искренней и безусловной готовности признать самоопределение народов, которые входили раньше в состав царской империи. Разумеется, нам нелегко было втолковать эту истину в головы мелкобуржуазных и буржуазных классов этих стран, а именно с ними нам приходилось иметь дело. Они слишком привыкли измерять все
