заразительная. Суть ее состоит в том, что во имя внешности, видимости, святой формы приносится в жертву существо. Болезнь пустосвятства, – как и тиф, например, – имеет несколько разновидностей. Иногда пустосвятство возникает из самых лучших соображений и искреннейших, но ложно направленных забот об интересах партии. Но бывает и так, что интерес партии служит лишь прикрытием для соображений совсем постороннего порядка (кружкового, ведомственного, местного, личного и т. д.). Совершенно очевидно, что подмен общественного подхода к семье подходом морализаторским грозил бы отравить культурно-бытовое движение отвратительным ядом ханжества. Наши общие настойчивые и кропотливые изыскания в области быта должны служить обогащению партийной осведомленности, выработке более оформленного партийно- общественного мнения в вопросах семейно-бытового порядка, повышению психологической квалификации отдельного лица, более правильной и полной ориентировке государственных органов, профессиональных союзов, кооперации, но ни в каком случае не должны ни прямо, ни косвенно питать партийное пустосвятство.
Как же быть в таком случае с освещением семьи? Как подойти к ней?
Тут есть два основных пути. Первый – это метод обобщенных статей и заметок публицистического или беллетристического (полубеллетристического) характера. У каждого сколько-нибудь зрелого и мыслящего рабочего есть большая сумма семейно-бытовых впечатлений, скопившихся в памяти за всю его жизнь. Они освежаются наблюдениями каждого дня. На основании этого материала можно давать статьи, посвященные как семейному быту в целом и его изменениям, так и отдельным сторонам этого быта, приводя наиболее яркие примеры, но не называя ни одной семьи, ни одного лица, выводя их, где нужно, под вымышленными именами и изменяя обстановку таким образом, чтобы никто не мог отнести этих сообщений на счет определенных лиц и семейств. По этому образцу напечатано за последнее время значительное количество очень интересных и ценных статей как в «Правде», так и в провинциальных изданиях.
Второй способ состоит в том, чтобы брать семью, – уже конкретную, именную, – в том разрезе, который она сама подставляет общественному мнению. Семья ставит себя в поле общего внимания и обсуждения своими катастрофами, т.-е. убийствами, самоубийствами и судебными процессами на почве ревности, жестокости, родительского деспотизма и пр. Как строение горы и напластование земных пород лучше всего открывается взору при обвале, так и семья своими трагическими катастрофами обнаруживает в наиболее резком виде те черты, которые являются общими для многих тысяч семейств, не доходящих до катастрофы. Мы уже упоминали вскользь, что пресса наша не имеет никакого права проходить мимо таких событий, законно волнующих наш человеческий муравейник. Когда жена обращается к суду, чтобы принудить покинувшего ее мужа участвовать в содержании детей; когда жена ищет общественной защиты от побоев и вообще насилий мужа; когда жестокое обращение родителей с детьми становится предметом общественного разбирательства, или, наоборот, когда инвалидные родители жалуются на жестокость детей, – во всех этих случаях печать не только имеет право, но и обязана вступиться в дело и осветить такие стороны, которые суд или другой общественно-государственный орган, может быть, оставит без внимания. Этот судебный подход к быту у нас почти вовсе не использован. А между тем, он должен получить огромное значение. В эпоху растряски и перестройки бытовых отношений советский суд может и должен стать одним из важнейших факторов организации нового быта, выработки новых понятий о правильном и неправильном, о должном и не должном. Печать обязана идти по следам суда, освещая и дополняя его работу, а в известном смысле и направляя ее. Тут огромное поле для воспитательно-бытового воздействия. Лучшие наши журналисты должны дать образцы судебного фельетона. Разумеется, наскок, нахрап, тяп-ляп и другие патентованные приемы военно-полевой журналистики тут совершенно неуместны. Нужна вдумчивость, нужна добросовестность. Коммунистический, т.-е. широкий революционно-общественный подход к вопросам семьи ни в каком случае не исключает психологизма, т.-е. внимания к человеку и его внутреннему миру.
Приведу здесь маленький провинциальный пример, попавшийся мне на глаза за последние дни. В Пятигорске застрелилась восемнадцатилетняя девушка, которой мать не разрешила выйти замуж за красного командира. В местной газете «Терек» появилась по этому поводу заметка, заканчивавшаяся совершенно неожиданным укором по адресу красного командира, готовившегося связать свою судьбу – о, соглашатель! – с девушкой из такой косной семьи. Я собирался было написать в редакцию письмо с выражением своего недоумения – не столько во имя неизвестного мне красного командира, сколько во имя правильной постановки бытовых вопросов. От необходимости посылать письмо я был, однако, избавлен тем, что через два-три дня в «Тереке» появилась на ту же тему статья, ставящая вопрос как следует быть: новые жизненные отношения приходится строить из того человеческого материала, который имеется; от этого не освобождены и краскомы; родители имеют, конечно, право интересоваться судьбой своих детей и влиять на эту судьбу своим опытом, своими советами; но молодые люди вовсе не обязаны, однако, подчиняться родителям, в частности также и в выборе друга или подруги жизни; против деспотизма родителей – не самоубийство, а сплочение молодежи, взаимная поддержка в ее среде и пр. Все это очень элементарно и вполне правильно. Можно не сомневаться, что такого рода статья, приуроченная к острому событию, взволновавшему, несомненно, маленький городок, способна в гораздо большей мере задеть мысли и чувство читателя, особенно из молодежи, чем повторение набивших оскомину фраз о мелкобуржуазной стихии, мещанстве и пр.
Те товарищи, которые думают, будто «освещение» семейно-бытовых вопросов несущественно, так как «мы» де все это давно решили и знаем, жесточайшим образом ошибаются. Они попросту забывают, как много у нас политически нетронутой целины! Если старшее поколение, которого остается все меньше и меньше, училось коммунизму на острых фактах классовой борьбы, то новые поколения призваны учиться на составных элементах и элементиках повседневного строительства. Наши программные формулы, принципиально верные, необходимо непрерывно проверять, обновлять, конкретизировать на живом опыте и пускать во все более широкий оборот. Иначе от них ничего не останется, кроме архивных записей.
Бытовая учеба – предпосылка и составная часть жизнестроительства – будет длиться долго, требуя все большей конкретизации и специализации. Как есть у нас военные агитаторы, производственники, пропагандисты-антирелигиозники или безбожники, так должны у нас выработаться агитаторы и пропагандисты по вопросам быта. И так как наиболее беспощадными своими гранями нынешний наш быт ранит плечи и спину женщины, то надо полагать, что лучшие агитаторы-бытовики будут выдвинуты из женской среды. Тут нужны энтузиасты и фанатики дела, люди, которые достаточно широкий кругозор сочетали бы с житейской цепкостью и творческим вниманием ко всем незаметным поверхностному глазу особенностям, мелочам и деталям повседневной семейной кабалы. Такие люди явятся, ибо слишком жгучи вопросы и потребности. Это не значит, конечно, что сразу будут сдвинуты с места горы, – нет, через материальные условия перескочить нельзя. Но зато все, чего можно достигнуть в рамках нынешних условий, будет достигнуто, если сам нынешний быт выйдет из своего каторжного безмолвия.
Воспитание агитаторов-бытовиков необходимо всячески ускорить и облегчить. Надо создать библиотечку быта, подобрав в нее все, что есть у нас по этой части: и классические работы об эволюции семьи, и популярные очерки по истории бытовых форм, и исследования отдельных сторон нынешнего нашего быта (напр., Струмилина «Бюджет времени рабочего»[65] и пр.). Следовало бы перевести с иностранных языков все ценное, что появилось за последние годы на эту тему. Дальше развивать и углублять соответственные отделы в наших газетах. Кто знает, может быть, уже через год-два нам удастся открыть при Свердловии курс по вопросам быта…
Но все это касается освещения быта, пропаганды, печати, литературы. А как же быть с практическим действием? Не создать ли, – спрашивают некоторые товарищи, – сейчас же, немедленно лигу нового быта? Мне кажется, что это рановато. Почва слишком еще мало подготовлена, общие условия слишком еще мало благоприятны. Но, вообще говоря, в известный момент создание такого организационного рычага неминуемо. Нельзя ждать всего сверху, от государства. Новое общественное здание должно возводиться одновременно со всех концов. Пролетарское государство представляет собою строительные леса, – не здание, а только леса. Значение революционного государства в переходную эпоху неизмеримо: эту мысль мы заставили понять на нашем опыте даже лучшую часть международных анархистов. Но это вовсе не значит, что вся работа строительства будет выполняться государством. Фетишизм государственности, хотя бы и пролетарской, марксистам не к лицу. Даже в такой резко-государственной области, как развитие вооруженных сил, мы с успехом прибегаем к свободной инициативе рабоче-крестьянской общественности. На такую основу поставлена ныне в первую голову работа по развитию авиации. Можно не сомневаться, что
