хорошо. Я доволен Александром, он должен быть доволен мной. Будь он женщиной, я, наверное, влюбился бы в него».
Решено также обратиться к Англии с совместным письмом, призывающим к миру. Излишне прямолинейного Петра Толстого заменит новый русский посол в Париже князь Александр Куракин, обещающий быть более сговорчивым. На деле же он, по словам Ростопчина, «глупец, вроде немецкого князька, изгнанного из своих владений, или же идола дикарей».
Наконец Наполеон поручает Талейрану довести до сведения царя, что он собирается развестись с Жозефиной и просить руки одной из русских великих княжен, «чтобы укрепить деяния и династию императора новым брачным союзом». Царь давно уже предупрежден о матримониальных планах своего «друга». Великая княжна Екатерина, единственная из сестер императора, достигшая брачного возраста, не прочь стать французской императрицей. «Я считаю, что она очень хорошо с этим справится, – пишет императрица Елизавета матери. – Ей нужен муж и нужна свобода, хотя я сомневаюсь, что она обретет ее в замужестве». Но Александр никогда не согласился бы отдать свою любимую сестру на съедение Минотавру. Одна только мысль о том, что русская великая княжна заменит в постели Наполеона потаскушку Жозефину, приводит его в содрогание. Он также представляет себе, каким будет негодование матери и всего двора. Однако не выдает своих чувств и говорит Талейрану: «Если бы дело касалось только меня, я бы охотно дал свое согласие, но его недостаточно: моя мать сохранила над своими дочерьми власть, которую я не в праве оспаривать. Я могу попытаться воздействовать на нее; возможно, она согласится, но я за это не поручусь. Мною руководит истинная дружба к императору Наполеону, и мои слова должны его удовлетворить».
Этот уклончивый ответ не отнимает надежды у прославленного претендента и предоставляет Александру отсрочку для подготовки обоснованного отказа. Вернувшись в Петербург, он поспешно обручает Екатерину с мелким немецким князьком герцогом Ольденбургским. «Его внешность мало привлекательна, – пишет Елизавета матери, – и даже неприятна. Не думаю, чтобы ему удалось внушить любовь, но великая княжна Екатерина уверяет, что ей нужен именно такой муж, а внешности она значения не придает».
Однако, не получив руки Екатерины, «корсиканский людоед» переключается на ее младшую сестру Анну, которой еще нет пятнадцати лет. Александр, испуганный подобной настойчивостью, обращается за советом к матери. «Раз уж Наполеону взбрела в голову такая мысль, то он предпримет соответствующие шаги. Что отвечать?» Мария Федоровна трезво оценивает ситуацию и пишет дочери Екатерине: «Я сказала Александру, что, однажды избегнув этого несчастья, мы должны предотвратить его и на этот раз… Предположим, что мы согласились на этот союз, и посмотрим, какие выгоды он принесет государству. Они таковы: 1. Надежда на длительный мир с Францией… А каковы последствия отказа?.. 2. Отказ озлобит Наполеона; его недовольство нами, его ярость против нас возрастут… Он использует отказ как предлог для нападения. Наш народ, осведомленный самим Наполеоном о его брачных предложениях, в случае согласия избавивших бы нас от бедствий войны, обвинит в этих бедствиях императора и меня и осудит нас… 3. А бедняжке Аннет придется стать жертвой, обреченной на заклание во имя блага государства. Ибо какой будет жизнь этого несчастного ребенка, отданного преступнику, для которого нет ничего святого и который ни перед чем не останавливается, потому что он не верует в Бога… Что она увидит, что услышит в этой школе злодейства и порока?.. Като, от всех этих мыслей меня бросает в дрожь… На одной чаше весов – государство, на другой – мое дитя, а между ними Александр, наш государь, на которого падут все последствия отказа!.. Мне ли, матери Аннет, стать причиной его несчастий?.. Если этот человек умрет, будучи супругом Анны, его вдова подвергнется всем ужасам смут, которые вызовет его смерть, ибо разве можно предположить, что будет признана династия Бонапартов? Мы долго обсуждали, какой ответ дать Коленкуру, и остановились на следующем: моя дочь слишком юна и еще не сформировалась окончательно». После последнего семейного совета Коленкуру передано, что великая княжна Анна ввиду ее крайней молодости не может быть отдана в супруги сорокалетнему императору французов. Но во избежание разрыва между двумя дворами проект этого союза будет снова благосклонно рассмотрен Россией через несколько лет, когда маленькая Анна достигнет брачного возраста.
Наполеон счел эти притворные извинения унизительными, тем более что в январе 1809 года по случаю бракосочетаний великой княжны Екатерины король и королева Пруссии были приняты в Петербурге с исключительным блеском. Таков ответ русского императора на празднества, устроенные Наполеоном в Эрфурте. На балу у княгини Долгорукой раздосадованный Коленкур бросает: «В этом визите нет никакой тайны: королева Пруссии приехала спать с императором Александром». Словечко подхватывают все петербургские гостиные. Большинство наблюдателей не верят этой клевете, но всех изумляет чрезмерная роскошь подарков, приготовленных для королевы Луизы в ее покоях в Михайловском замке: золотой туалетный прибор, персидские и турецкие шали, дюжина расшитых жемчугом придворных туалетов, редкой красоты бриллианты… Несомненно, Александр хотел пополнить оскудневший гардероб этой многострадальной королевы, потерявшей все после разгрома своей родины. От пережитых невзгод красота молодой женщины несколько поблекла. Жозеф де Местр пишет о ней: «Ее часто сравнивали с царствующей императрицей. Королева, быть может, прекраснейшая из женщин, но царица прекраснейшая из императриц». Сама Елизавета пишет матери: «Королева, бесспорно, красивая женщина, но ей не следует больше полнеть. Она в начале беременности и чувствует себя плохо, глаза ее потухли». А королева Луиза заносит в свой дневник: «8 января 1809 года бессонная ночь; я больна, боюсь, я беременна, я очень страдаю, и на меня страшно смотреть… 10 января: не спала всю ночь, лихорадило, болят зубы, тошнит. 12 января: смертельно устала, если так пойдет дальше, меня похоронят на Александро-Невском кладбище… 13 января: устала как собака… 16 января: в театре Эрмитажа, мадемуазель Жорж божественна, прекрасна; весь вечер лихорадило… 20 января: сильная простуда…»
Несмотря на поблекшие черты, «потухшие глаза», дурное самочувствие, королева Луиза стоически не пропускает ни одного празднества, стараясь поддержать свою славу первой красавицы Европы. Ею восхищаются, удивляются смелости ее декольте, но Александр остается нечувствительным к этой провоцирующей плоти. Он как будто бы избегает полусентиментальных, полуполитических бесед с этой неугомонной кокеткой. На одном из приемов она появляется с сильно обнаженными плечами и грудью, усыпанная, точно священная рака, бриллиантами, и оказывается рядом с Марией Нарышкиной, которую, по слухам, царь вот-вот оставит. На Марии Нарышкиной, как всегда, простое белое платье и единственное украшение – веточка незабудки в черных, как смоль волосах. Александр окидывает обеих взглядом, сравнивает и улыбается фаворитке. Луиза едва слышно произносит: «Ухожу, как пришла. Мое царство в ином мире». В прощальном письме она пишет царю: «Я вас мысленно обнимаю и прошу вас верить, что и в жизни, и в смерти я ваш преданный друг… Все было великолепно в Петербурге, только я слишком редко видела вас».
Едва королевская чета покинула Петербург, как туда прибывает новый гость – чрезвычайный посол Венского двора князь Шварценберг. Его цель – убедить Александра соблюдать нейтралитет в случае военного конфликта между Австрией и Францией. Александр высокомерно отвечает: «Если вы начнете войну, я тоже выступлю (подразумевается: на стороне Франции. –
Военные действия начинаются – и австрийцы вновь разбиты наголову. 13 мая 1809 года Наполеон вступает в Вену, и Александр заявляет Коленкуру: «Я сделал все, чтобы избежать войны, но, раз австрийцы ее спровоцировали и начали, император найдет во мне союзника, я выступлю открыто; я ничего не делаю наполовину». Но со Шварценбергом он ведет иные речи: «Император Александр, – докладывает Шварценберг в Вену, – уверил меня, что не упустит ничего, что в человеческих силах, для ослабления наносимых нам ударов. Он присовокупил, что его положение странное и что, хотя мы находимся в противоположных лагерях, он не может удержаться и не пожелать нам успеха».
Скрепя сердце царь приказывает 32-тысячному войску перейти реку Буг и вступить на австрийскую территорию. Русской армии чудом удается, используя любой повод, избегать столкновений с австрийским войском, с которым она пришла сражаться. Урон в самой серьезной из стычек – два убитых казака и три
