«современного Атиллу». Наполеон не остается в долгу и называет его «Византийский грек».
Тем временем союзники получают подкрепление: Барклай де Толли, захватив Торн, подходит со своим корпусом к Бауцену, и теперь соединенные русско-прусские войска насчитывают 100 тысяч человек. Как тут удержаться от искушения и не нанести по противнику решающий удар? Бауцен повторит Бородино: что бы ни случилось, они не отступят. Но дело поворачивается не в их пользу. К вечеру первого дня сражения русские теряют несколько передовых позиций. На второй день Александр не покидает поля боя. Витгенштейн ни на шаг не отстает от него. Вражеский лагерь так близко, что Александр в зрительную трубу может рассмотреть серый сюртук и треуголку Наполеона. В четыре часа пополудни, увидев, как под натиском французов откатываются ряды русских и прусских войск. Александр оборачивается к Витгенштейну со словами: «Не хочу быть свидетелем поражения. Приказывайте отступать!» И, пришпорив коня, мчится прочь.
Вечером оба государя-союзника верхом едут в Рейхенбах. Александр пытается ободрить короля Пруссии, но тот погружен в мрачные размышления и едва слушает его. Наконец он прерывает молчание и с тяжким вздохом произносит: «По правде сказать, я надеялся на иной исход. Мы намеревались идти вперед на запад, а отступаем на восток… И если Всевышний благословит наши общие усилия и мы все же снова двинемся на запад, мы признаем перед лицом всего мира, что Ему одному принадлежит вся слава победы». Эти слова поражают Александра: они словно вырвались из его собственного сердца. С некоторых пор он тоже во всем происходящем видит проявление Божьей воли. Чем выше он возносится над людьми, тем более ничтожным чувствует себя перед Создателем. Наклонившись в седле, он с силой пожимает руку королю Пруссии и клянется исполнить этот обет.
Достигнув Рейхенбаха, Александр приказывает Витгенштейну продолжать отступление до Швейдница и там соединиться с подходящими из России резервами. Через несколько дней он назначает Барклая де Толли главнокомандующим соединенными армиями союзников.
Наполеон, хоть и победитель, не может воспользоваться плодами победы: малочисленность конницы не позволяет ему закрепить успех пехоты. И он прекрасно знает, что людские ресурсы – как во Франции, так и в завоеванных им странах – не безграничны. Снова он предлагает перемирие. На этот раз союзники с готовностью соглашаются. По общей договоренности местом встречи уполномоченных выбран город Плейсвиц. На переговорах Россию представляет генерал граф Шувалов, Пруссию – генерал Клейст, Францию – генерал Коленкур. Наполеон поручил Коленкуру попытаться расколоть коалицию, предложив России значительные территориальные компенсации. Но Коленкуру, несмотря на все его усилия, не удается побеседовать наедине с Шуваловым, соблюдающим верность коалиции, ни тем более добиться аудиенции у Александра. После долгих проволочек подписывают соглашение о прекращении огня до 4 июня. Перемирие будет продлено и продлится два месяца. «Дипломатам почти нечего делать в наше время, – замечает Александр. – Исход событий решает меч». Однако, ратуя за войну, он не пренебрегает и политическими демаршами. Переговоры едва закончились, как Александр понимает, что перемирие, на условия которого Наполеон так опрометчиво согласился, позволит партнерам по коалиции усилить свою боеспособность: пополнить армию свежими силами и, главное, привлечь к союзу страны, которым ненавистно французское владычество. Александр не ошибся: в этой паузе Меттерних, оставив роль посредника, склоняется на сторону России и Пруссии и принимает план совместных операций против Франции. Англия присоединяется к коалиции и посылает в ставку союзников для переговоров с Австрией генерала лорда Каткарта и для переговоров с Пруссией генерала Стюарта. Англия обязуется оплатить военные расходы при условии, что «высокие договаривающиеся стороны» не пойдут на сепаратные переговоры с врагом.
За Рейхенбахским перемирием последовал конгресс в Праге, где центральной фигурой стал Меттерних. Чтобы побудить его считаться с интересами России, Александр прибегает к чарам своей сестры, «обаятельной безумицы» Екатерины, – она тоже приехала в Прагу. 20 июля/1 августа 1813 года он пишет ей: «Я тронут усилиями, которые Вы употребляете на пользу
Русско-прусские войска двигаются в сторону Дрездена. Союзники теперь располагают вместе с австрийской армией и корпусом, присланным Бернадоттом, полумиллионом человек и, кроме того, значительными резервами против 300 тысяч французов. Но силы союзников раздроблены, и в сражении под Дрезденом они выставляют против примерно 100 тысяч французов всего 250 тысяч своих солдат.[42] Несмотря на численное превосходство, союзники, в штабе которых нет единства, ибо каждый заботится в первую очередь о своих интересах, в беспорядке отступают под непрекращающемся дождем. Увязая по колено в грязи, солдаты ропщут и бранятся на всех европейских языках. Моро, придя в ярость от бездарности Шварценберга, кричит ему в лицо: «Черт возьми, сударь! Я не удивлюсь, если и через семнадцать лет вас снова побьют! – И, повернувшись к Александру, добавляет: – Государь, этот человек все погубит». В тот миг, когда царь отъезжает на лошади на несколько шагов, французское ядро разрывается там, где он только что стоял. Моро, оказавшийся на его месте, смертельно ранен. Ему ампутируют обе ноги. Александр, который от сражения к сражению набирается боевого опыта, тем не менее «очень расчувствовался» у постели умирающего. Однако, присутствуя при агонии человека, который пал как раз на том месте, где сам он находился минуту назад, он поглощен мыслями о Боге. «Это событие, – пишет он князю Голицыну, – заставив меня горько оплакивать судьбу генерала, произвело на меня и другое впечатление. Оно укрепило мое убеждение в том, что все в руках Божьих, и
После Дрездена Наполеон по-прежнему остается непобежденным. Сколько же надо объединить народов, чтобы его одолеть? И вдруг – о чудо! – десница Божья разгоняет мрак, забрезжил свет надежды: военное счастье переменило лагерь. О разгроме у Дрездена больше не вспоминают: у Грос-Берена пруссаки наносят поражение Удино, у Кацбаха – Макдональду, под Кульмом русские дают отпор генералу Вандаму. Двухдневный бой при Кульме заканчивается блестяще: Вандам взят в плен вместе со всей свитой, захвачено 10 тысяч пленных и вся артиллерия (82 орудия). Александр ликует – это первая победа, одержанная над французами в его присутствии и благодаря его распоряжениям. До последних дней жизни воспоминания о славных часах сражения под Кульмом будут наполнять его душу счастьем. Перед ним проходит длинная серая колонна пленных. Наконец, верхом на лошади, окруженный казаками появляется Вандам. Спешившись, генерал, прощаясь с конем, целует его. Александр встречает генерала холодно, но, когда Вандам делает масонский знак «помощь»,[43] смягчается и обещает облегчить его участь. На следующий день пленник отправлен в Москву.
В течение нескольких недель противники переводят дух и подсчитывают потери. В лагере французов отчаявшиеся маршалы оправдываются, сваливая поражение на недостаток сил. В лагере союзников первые успехи в войне еще теснее сплачивают партнеров по коалиции. Каждый из них обязуется бросить в эту битву гигантов стопятидесятитысячную армию. 16 октября 1813 года их объединенные силы стягиваются к