– Когда ты наконец поймешь, что мне наплевать на революцию, на Россию, на все, что исходит оттуда?
– Ну, ты даешь, старик! Уверен, что ты совсем не знаешь историю своей страны!
– Не знаю! И не хочу знать! Мне преподают историю Франции в лицее. Этого достаточно!
– Родители не пытались тебя приобщить?..
– Пытались. Но я не захотел. Петр Великий, Екатерина Вторая, Александр Первый, Николай Второй – мне наплевать на них! Мне нужны Людовик Четырнадцатый, Наполеон, Гамбетта, Клемансо!.. Это прошлое – мое. Я сделал свой выбор. Я хотел бы родиться во Франции, говорить только на французском. Даже моя фамилия мне не нравится – Крапивин… Это смешно!
– Ты хотел, чтобы тебя звали Дюпон?
– Прекрасно! – воскликнул Алексей. – Дюпон, отлично! Дюпон. Дюпон, как всех!
Потом, успокоившись, сказал тихо:
– Прости. Я говорю то одно, то другое. Я верну тебе «Кренкебилль» и прочту «Боги жаждут», потому что, как ты говоришь, это настоящая вещь!
– Я принесу тебе книгу завтра в школу. И ты можешь себе ее оставить.
– Как это оставить?
– Я отдаю ее тебе.
– Спасибо, старик, а я тебе ничего не могу дать. Этим мы всегда будем отличаться друг от друга.
Они замолчали. Как будто бы разговор истощил их последние силы. Им, казалось, больше нечего было сказать друг другу. После тяжелого молчания вновь заговорили о лицее. Им вновь было по четырнадцать с половиной лет. В шесть вечера Тьерри посмотрел на часы и громко сказал:
– Пора отчаливать. Я назначил шоферу время. Он, наверное, ждет меня внизу.
Они подошли к окну. «Делаг» бутылочного цвета стоял у кромки тротуара.
VI
Тьерри переоценил свои силы. Он очень устал после полутора часов хождения по залам музея. Да и Алексей растерялся среди множества картин, окружавших его со всех сторон. Это был его первый визит в Лувр. Открытие шедевров сопровождалось чувством восторга и отвращения одновременно. На улице даже закружилась голова, как от излишней дозы вина. Они сели в «Делаг».
– Нужно будет как-нибудь вернуться сюда, – сказал Тьерри, – хочется посмотреть ранних итальянцев…
Алексей согласился, хотя этому экскурсу в мир шедевров живописи он предпочел бы долгие задушевные разговоры с другом. Что особенно поразило его во время этой художественной прогулки, так это обилие обнаженных женщин, украшавших стены. Они взывали отовсюду похотливыми позами, и никого, казалось, не смущал этот парад грудей, задов и животов. Холст, особенно взволновавший его, – «Источник» Энгра. Алексей довольно долго рассматривал округлое и в то же время хрупкое тело девушки. Его заворожили небрежно отставленная в сторону нога, ее простодушный взгляд и перламутровая кожа. Он даже захотел купить фоторепродукцию картины. Однако не было денег. Два входных билета оплатил Тьерри. И он поторопился уйти. Их ждали к обеду. Третий раз в воскресенье Алексей сядет за стол Гозеленов. Первый визит был неудачным. Он так боялся нарушить французские обычаи. Он посматривал на Тьерри, чтобы знать, как вести и обслуживать себя. Движение слуги за спинами гостей раздражало его. Скованный робостью, он не замечал того, что ел. Мало-помалу любезность мадам и месье Гозелен ободрили его. Ему уже нравился этот церемониал обеда, так непохожего на то, что происходило у него дома. Он чувствовал себя легко, раскованно, как в кинематографе. Впечатление от исполнения роли осталось даже тогда, когда он сидел за спиной шофера в машине. Воспоминания неожиданно нарушил Тьерри:
– Сегодня на обеде будут мои дядя и тетя со своей дочерью Жизелой. Они приятные люди. Сразу после десерта оставим их, чтобы поболтать в моей комнате.
Алексеем овладело дурное предчувствие. Какие они? С месье и мадам Гозелен он чувствовал уже себя как дома. Рядом же с чужими людьми его сковывал страх. Он боялся показаться смешным, неловким, посторонним.
Он недовольно заметил:
– Да? Хотя бы предупредил…
– Это что-то меняет?
– Ничего…
– Знаешь, они симпатичные…
– Сколько твоей кузине лет?
– Восемнадцать. Она хорошенькая… Увидишь, она тебе очень понравится.
Они пришли вовремя и успели лишь помыть руки перед тем, как пройти в отделанную дубом столовую, где в полумраке на белой скатерти искрились хрусталь и серебро. Дядя и тетя Тьерри – месье и мадам Берже – оказались очень любезными и простыми людьми. Их дочь Жизела, напротив, довольно пикантной. У нее было острое лицо, широкие глаза фаянсовой голубизны, постриженные под «гарсона» волосы и свободная, очень современная походка. Во время обеда она развлекала всех удачными шутками. Она знала все светские новости и рассказывала анекдоты о парижских знаменитостях, о которых Алексей никогда не слышал. Родители смотрели на нее с умилением. Алексею она показалась одиозной. Неожиданно Жизела обратилась к Тьерри:
– Странная затея пойти в Лувр! Не там настоящая живопись! Что тебе особенно понравилось из стариков?
– «Философ» Рембрандта, – не задумываясь, ответил он. – Это настолько сильно, настолько глубоко, что захватывает дух!
– В самом деле, – уступила она снисходительно. – Я более или менее помню его… Неплохо… А вам?
Застигнутый врасплох вопросом этой взрослой развязной девушки, Алексей смутился. Внимание всех сосредоточилось на нем. Он почувствовал, как лицо его залила краска, и замер. Для людей высшего общества во всех обстоятельствах необходима искренность. Выдерживая взгляд голубых насмешливых глаз, он пробормотал:
– «Источник» Энгра.
Все на мгновение замерли. Как будто бы нежная обнаженная модель картины с наклоненным кувшином села среди гостей. Алексей понял, что совершил оплошность, открыв свои тайные мысли. Мальчик его возраста не имел права интересоваться женским телом. Месье Гозелен многозначительно улыбнулся.
– Это прекрасное произведение, – сказал он. – Одно из наиболее удачных этого художника.
– Но слишком академичное! – заметила Жизела, дерзко усмехнувшись. Алексей не знал значения слова «академичное». Тем не менее он презирал Жизелу за то, что она иронизировала над картиной. Задира заставляла его защищаться.
– Что же вам на самом деле понравилось в «Источнике»? Сюжет, девушка, фактура?
– Все, – сказал он, сдерживая раздражение.
– Туманно!
– Нет, правда. Я считаю… Я считаю, что это очень хорошо… Вот…
От стыда хотелось провалиться сквозь землю. Месье Гозелен сменил тему разговора. Принялись обсуждать меры, которые собирался предпринять Раймон Пуанкаре для спасения франка. За обсуждением этой важной проблемы дождались десерта. Кофе выпили в столовой. После чего мальчики имели право уйти. Жизела, само собой, осталась в кругу взрослых.
Оставшись в комнате наедине с Тьерри, Алексей дал волю своей досаде:
– Я дурак!
– Да нет, старик! Нужно всегда говорить то, что думаешь. Ты прав в отношении «Источника». Эта картина и меня заставляет мечтать. Я напрасно стараюсь из принципа презирать женщин, признаюсь, что в некоторых случаях я сдаюсь. Но самое ужасное – это то, что девушка с изящной походкой, позировавшая Энгру, была, наверное, проституткой и спала с ним в мастерской. Меня интересует только это – спала. Остальное ерунда. Жду случая, чтобы проветриться с какой-нибудь путаной. Даю себе еще год, а потом попробую. Что ты думаешь о моей кузине?
– Она хорошая, – пробормотал Алексей. Однако не очень уверенно.
– Что это значит – «она хорошая»? Признавайся сразу же, что она тебя раздражает!
