готов отдавать свои по пять, прибыль и так окажется немаленькой, даже если принять в расчет расходы на постройку, обогрев, содержание парника. Есть чем загладить неприятные воспоминания о неудаче с сардинскими рудниками! «Самое замечательное, – будет вспоминать Теофиль Готье, – что мы вместе искали на бульваре Монмартр лавочку, где будут продаваться эти ананасы, которые были только в проекте. Она должна была быть выкрашена в черный цвет с золотой сеточкой, на вывеске огромными буквами написано: АНАНАСЫ ИЗ ЖАРДИ». И добавит: «Бальзак уже видел эти сто тысяч ананасов, ощетинившихся хохолками зубчатых листьев над большими золотыми клетчатыми шишками под огромными хрустальными сводами. Он видел их, сам рос в этом теплом парнике, страстно распахнутыми ноздрями вдыхал тропический запах. Когда же опускался на землю и, облокотившись о подоконник, смотрел, как на пустынные склоны тихо падает снег, едва находил в себе сил расстаться с этой иллюзией».
Сногсшибательная «ананасная» затея пополнила череду других, столь же многообещающих и столь же бесплодных мечтаний. По странной прихоти судьбы, как только Бальзак пробовал заработать деньги иначе, чем пером, его начинание проваливалось. Но на этот раз мог бы совмещать новую деятельность с писательской. Впрочем, романы по-прежнему приносили немного, и он попытался переключиться на пьесы. Конечно, диалоги удавались ему хуже, чем анализ чувств или описания, но пьесы, пользующиеся успехом у публики, оплачиваются хорошо, а такое сочинение – дело нескольких часов. Ради экономии времени придется нанять «негров». За ним будет канва, за ними – все остальное. У него уже есть около двадцати набросков, лучший сюжет одобрен Жорж Санд. Это «Старшая продавщица». Поразмыслив, он решает переименовать ее в «Школу семейной жизни», превратить из комедии в мелодраму. К совместной работе привлекает молодого писателя Шарля Лассайи, которого Людовик Алеви охарактеризовал так: «Большое туловище, увенчанное огромным носом! Вперед! Нос идет, дурак за ним».
Принимая у себя Лассайи, Бальзак предупредил: «Не ждите здесь обычной жизни, в Жарди живут только ночью, днем все спят, кроме меня, так как у меня много дел и сплю я мало». В час ночи вновь прибывший был неожиданно разбужен слугой в ливрее, который сообщил, что хозяин просит его просыпаться. В столовой на столе стояли котлеты и шпинат. Когда новичок уже наслаждался крепким кофе, появился Бальзак, торжественно ступавший в своем любимом монашеском одеянии. «Начнем!» – приказал он. Проводив коллегу в другую комнату, добавил: «Пишите, „Школа семейной жизни“. До семи часов утра Оноре мерил комнату шагами, диктуя ошеломленному юноше наброски сцен, обрывки диалогов. Наконец остановился и удалился. Вошел слуга и возвестил: „Господин просит вас ложиться спать“. В полдень его вновь подняли. Опять котлеты, шпинат, кофе, работа. Через несколько дней Лассайи был без сил, ничего не соображал и в ужасе бежал. Извиняясь, он писал Бальзаку: „Вынужден отказаться от работы, которую вы мне столь милостиво доверили. Я провел ночь, пытаясь придумать что-нибудь достойное вашего плана. Не осмелился сказать это вам лично, но не могу больше попусту есть ваш хлеб“».
Оноре так прокомментировал Ганской случившееся: «Я нанял бедного писателя по фамилии Лассайи, чтобы он записывал мои соображения и развивал их для меня. Не дождался от него и двух путных строчек. Никогда не встречал такого неспособ-ного человека. Но он оказался полезен, так как положил начало моей будущей работе. Тем не менее мне нужен кто-то более разумный и остроумный».
Двадцать пятого февраля 1839 года Бальзак читал «Школу семейной жизни» директору театра «Ренессанс». Безоговорочный отказ. Уязвленный автор попробовал еще раз перед актерами других театров и в гостиных: у госпожи де Сен-Клер в присутствии трех посланников, у маркиза Кюстина в числе прочих были Теофиль Готье и Стендаль. Его поздравляли, но восторженные отклики отдавали лестью. Он решил на этом остановиться и убрал пьесу в ящик. Но в уныние не впал, театр продолжал привлекать его в качестве средства легкой наживы: минимум затрат, максимум прибыли. Роман, полагал писатель, предприятие серьезное, требует абсолютного погружения, театральное искусство предназначено исключительно для развлечения, это выгодная затея, где свое найдет и деловой человек, и шут. Но прежде чем вновь начать штурм парижской сцены, возвращается к привычному аду – написанию романов.
Чтобы развеять столь показанное для работы одиночество Жарди, Бальзак приглашает порой знакомых. Чаще других у него бывает забавный субъект Лоран-Жан. Его настоящее имя Жан Лоран, он рисовальщик и писатель, язвительный, не без причуд, вспыльчивый, преданный, подверженный перепадам настроения. Морис Регар так вспоминал его: «Асимметричное лицо. Кривоногий к тому же. Ходил, подпрыгивая, опираясь на палку. Его худоба заставляла краснеть, нос был похож на клюв хищной птицы». Этот человек обожал Бальзака, был с ним на «ты», шутя называл его «дитя мое» и «любимый», выполнял по его просьбе самые деликатные поручения. Другим посетителем был льстивый Леон Гозлан, будущий автор книги «Бальзак в тапочках», прикрывавшийся скромностью. Когда они приезжали, Оноре позволял себе расслабиться, от души смеялся, забывал о своих долгах и герцогинях. Но работать не переставал. В Жарди он завершил «Музей древностей», своего рода оправу для «Старой девы». И здесь речь о том, насколько парижский климат бывает губителен для провинциала. Молодой граф Виктюрньен д’Эсприньон пытается приступом взять столицу, занять там хорошее положение, но попадает в среду распутников и гуляк, руководимый любовницей, Дианой де Мофриньез, совершает подлог, рискует попасть на каторгу. Несчастный граф, по замыслу Бальзака, антипод Растиньяка, другого провинциала, но дерзкого, хитрого, ничем не брезгующего. Диана де Мофриньез, одетая в мужское платье, с хлыстиком в руке, напоминает Каролину Марбути, которая сопровождала писателя в Турин. Каролина восхищалась оранжереями адвоката Луиджи Коллы, Диана – редкими цветами, которые выращивает один старый судья. Вот так, ни одно событие из жизни Бальзака не оказывается бесполезным для его творчества. Писать для него означает не только придумывать, но и выуживать что-то из собственных воспоминаний.
«Музей древностей» готов, но Оноре, не дав себе ни минуты отдыха, принимается за вторую часть «Утраченных иллюзий»: «Провинциальная знаменитость в Париже». Это боевое крещение провинциала, решившего непременно завоевать высший свет столицы. Здесь – вся молодость Бальзака: его одержимость, его развеянные иллюзии, соперничество плохо оплачиваемых журналистов, злоба, самоуверенность, эгоизм сильных мира сего. Но в этой книге не только мрачный портрет города, но и нежность автора к своим героям – Люсьену де Рюбампре и Корали. Он восхищается Корали, когда та ухаживает за мертвецки пьяным Люсьеном – поддерживает его голову, умывает, укладывает спать, бодрствует у его постели, словно это больной ребенок. Когда умирает Корали, отчаявшийся Люсьен не отходит от нее, не зная, чем помочь. У него заказ – веселые песенки для кабаре, который надо непременно выполнить, и он сочиняет при свете свечей, выставленных вокруг умершей. Игривые куплеты заменят ей траурный марш. В этом противопоставлении горя и смеха, тщеты человеческой комедии и порыва духа – весь Бальзак. Каждая его книга – о любви, деньгах, амбициях и поиске абсолюта.
И вот уже новые истории занимают его: «Сельский священник», «Дочь Евы», «Беатриса». Последняя – рассказ о нескольких парах, которые решили пренебречь общественными нормами и жить, ни на кого не обращая внимания. Это не могло не спровоцировать скандал, преданные позору, они вынуждены признать несостоятельность любви вне общепризнанных рамок. Когда-то Жорж Санд рассказала Оноре о перипетиях связи Ференца Листа с Мари д’Агу, из этих зерен выросла «Беатриса». Он признается Ганской, что был счастлив, работая над ней. «Да, госпожа де Висконти – это Сара, мадемуазель де Туш – Жорж Санд, а сама Беатриса – во многом госпожа д’Агу… За некоторыми исключениями – история подлинная».
Необходимость работать сразу над несколькими произведениями Бальзак оправдывает необходимостью угодить людям, чьи вкусы сильно разнятся, – редакторам журналов, издателям, короче говоря, тем, кому он рассчитывает сбыть свою продукцию. У него всегда должны быть в запасе короткий роман и длинный, сентиментальный и с лихо закрученным сюжетом. Чем шире ассортимент, тем легче найти покупателя, склады никогда не должны пустовать. Удивительно, что столь меркантильные побуждения не мешают ему создавать действительно прекрасные вещи. Как будто это лишь подстегивает воображение писателя. Кажется, он забавляется, перескакивая с одной книги на другую, ворча при этом, что задача слишком сложная. Будто жонглер, подбрасывает и ловит шарики, не упустив ни одного, а они летают над его головой, пересекаясь, сталкиваясь, отскакивая.
Покой Жарди благоприятствовал всплеску творческой активности, но Оноре угадывал, что сохранить это прибежище ему не удастся. К 1839 году у него накопилось слишком много долгов: хозяину дома, друзьям, привратнице в доме на улице Батай, садовнику Бруэту, которого призвал к себе из Вильпаризи, и даже полевому сторожу из Виль-д’Авре, у которого занял шестьсот франков. Как-то раз Леон Гозлан застал Бальзака спрятавшимся в саду. Тот отказывался идти на прогулку из боязни встретить того самого полевого сторожа. Это было свидетельством полного краха. Оноре решил вновь обратиться к театру – вот панацея от
