ручка сковороды. Мария тихим голосом называла их имена:
– Матрена, Агафья, Евдокия, Анастасия…
На другой стороне двора перекупщики осматривали лошадей. Один из мужиков вывел за уздечку первое животное из строя и пустил рысью. Это была серая кобыла с блеклой шерстью и большой вялой головой. Чтобы заставить ее усилить прыть, Седов хлопал в ладоши, топал ногами, свистел. Лошадь испугалась, протащила немного конюха на корде, затем снова позволила ему править. Вторая лошадь оказалась не более ретивой. Еще две клячи, окруженные с обеих сторон, проскакали по кругу и вернулись на свое место, с трудом переводя дух от столь ничтожного напряжения. На лицах торговцев было написано разочарование. Так же как поступали с крепостными, они смотрели глаза, зубы, мускулатуру животных. Началось обсуждение. Седов размахивал руками и говорил с большой важностью, но Софи ничего не слышала сквозь толщу двойных рам.
В соседней комнате раздался писк младенца. Мария пошла за проснувшимся сыном. Он появился на руках у Меланьи, кормилицы в чепце, украшенном венчиком из стеклянных бусин и разноцветными лентами. Меланья была крупной молодой женщиной с большой грудью, розовой кожей и глазами как у телки. Пока она расстегивала свой корсаж, Софи положила ребенка к себе на колени. У него была абсолютно круглая головка, личико, как у крохотного зверька, и огромные карие глаза, излучающие свет и окутанные грезой. Выкручиваясь и пыхтя, он подчинялся какому-то внутреннему порыву. И вдруг улыбнулся Софи. Ее это удивило, как знак из иного мира, и она прошептала:
– Вы видели?
Кормилица взяла у нее ребенка. Он припал к пышной груди и начал сосать.
– Эта девица останется с вами, я полагаю? – спросила Софи по-французски.
– Да, – ответила Мария. – Я возьму ее себе, так же как Феклу, Пульхерию, Андрея…
Обе молодые женщины снова подошли к окну. Часть обоза уже двинулась с места. Повозки, перевозящие крепостных, катились впереди. Бородатые лица выглядывали сквозь проемы покрытия. Чья-то рука осенила крестным знамением тусклое воздушное пространство. Четыре лошади шли позади. Наконец проследовали две коровы, которых вел мальчишка в лохмотьях и с голыми ногами.
– Вот мы и стали еще беднее! – вздохнула Мария.
Ротик Сергея с одинаковыми интервалами издавал сосущий звук.
– Не так быстро, обжора! – рассмеялась кормилица.
В комнату вошел Седов. Он, видно, был доволен собой.
– С этим покончено, – сказал он. – Меня обобрали, как я и предполагал. Но теперь по крайней мере путь свободен!
Затем, увидев кормилицу, он покривился с отвращением, щелкнул пальцами, указав на дверь, и проворчал:
– Я терпеть не могу, когда выставляют грудь напоказ!
Испуганная кормилица пятясь вышла из комнаты. Он даже не взглянул на сына, которого она уносила. Глаза Марии потемнели от грусти. Она опустила голову. Седов повернулся к Софи и любезно сказал:
– Как жаль, что ваш муж не приехал с вами!
– Он в Санкт-Петербурге, – объяснила Софи.
– Ах вот как! Когда он уехал?
– В начале недели.
– Значит, наши пути перекрестились без нашего ведома! В последнее время люди в России много ездят. Наш государь подает нам пример. Какое необыкновенное путешествие для главы государства! Проехать по всей стране в такое время года! Спуститься на Юг! Проводить смотры, парады!.. У царя железное здоровье! Николай Михайлович находится в столице, без сомнения, по делам?
– Конечно, – ответила Софи.
– Если он задержится еще на несколько дней, я буду иметь удовольствие встретиться там с ним. В Отрадное я вернусь не очень скоро. Моя жена, должно быть, рассказала вам о наших планах.
– Да, – кивнула Софи.
Она хотела на этом остановиться. Но вызывающее поведение зятя раздражало ее. Не подумав, она спросила:
– Вы не испытываете угрызений совести, оставляя Марию одну с ребенком?
– Она не будет одна! – ответил он. – Как только я уеду, ее семья станет ближе к ней. Разве я не прав, полагая, что она всегда сможет рассчитывать на вас в случае нужды?
– Какую бы помощь я ни оказывала Мари, – возразила Софи, – я никогда не смогу заменить ей мужа! Она вышла замуж не для того, чтобы жить вдали от вас! И если родила вам ребенка, то не для того, чтобы растить его так, будто у него нет отца!
Черты лица у Седова заострились. Глаза сузились от ненависти. Четким голосом он произнес:
– Я не желал рождения этого ребенка!
Мария закрыла лицо руками. Разрываясь между желанием утешить молодую женщину и осадить Седова, озадаченная Софи на секунду смолкла. Затем гнев одержал над ней верх. Она забыла о всякой осторожности.
– Быть может, вы и брака вашего тоже не хотели? – сказала она.
– Хотел, – ответил Седов. – Но я ошибся.
– В чувствах или расчетах?
– И в том, и в другом.
Мария качнула головой, не размыкая пальцев, и простонала:
– Замолчите!..
Ни муж, ни невестка не услышали ее. Стоя друг против друга, они взглядом уничтожали противника.
– То, что вы сейчас сказали, возмутительно! – пробормотала она.
– Как будто вы об этом не догадывались! – воскликнул он, смеясь.
И, вновь обретя маску ярости, продолжил:
– Хватит притворяться! Наш союз, быть может, не удался. Но Мария и я пытаемся избежать самого худшего. Так не вмешивайтесь и не запутывайте все вашими советами. То, что здесь происходит, вас не касается!
– Нет, касается. Хотите вы этого или нет, но вы всегда найдете меня рядом с Марией, я буду помогать ей, защищать от человека, который избегает ответственности и забывает о своем долге!
При этих словах Седов вздохнул и встал, опершись спиной о дверь, будто для того, чтобы закрыть вход.
– Не думаете ли вы, что вам следует лучше присматривать за собственным мужем, вместо того чтобы критиковать чужого? – спросил он.
– Ваши инсинуации не трогают меня! – ответила Софи.
– Потому что пока это всего лишь намеки! Подождите, я уточню…
Мария издала отчаянный крик:
– Владимир, умоляю тебя!
Очевидно, она знала, какие откровения он собирался обнаружить. Эта мысль встревожила Софи. Отвращение охватило ее, будто она забрела в нечистое место. Взгляд ее остановился на золовке, сидевшей в слезах на краешке кровати, затем на двери, наполовину скрытой фигурой зятя в черных сапогах и красном жилете.
– Позвольте мне выйти! – сказала она.
– Неужели вы боитесь правды? – спросил Седов.
– Какой правды? Что бы вы ни сказали, я вам не поверю!
– Вот я и освободился от последних угрызений совести, – заявил он, склонившись перед Софи. – И тем не менее окажу вам еще одну услугу, порекомендовав сохранять бoльшую скромность, демонстрируя ваше семейное счастье. Ваше глупое тщеславие француженки больше не может обманываться. Слишком многим людям известно сегодня, что ваш муж не верен вам…
Оскорбление задело Софи, как пощечина. Она вздрогнула и сжала зубы. Ее высокомерное молчание лишь распалило ярость Седова. Раздвоенная вена набухла под кожей лба. Он прорычал:
