Дидым жестами объяснил слугам, что делать дальше, они осторожно уложили раненого на спину. Софи все больше нервничала: как знать, не вывихнет ли этот немой знахарь все здоровые суставы Никиты вместо того, чтобы поставить на место больной? И что за странное место для проведения операции – этот Дидым, он же собирается ее делать прямо на голом полу! Софи встала и, стараясь не потревожить раненого лишний раз, подсунула ему под голову подушечку. Тот продолжал улыбаться, но улыбка стала бессмысленной. А она смотрела сверху на это сраженное вражеским ударом тело – такое фантастически светлое, просто-таки светящееся на фоне кроваво-красных досок пола: раскинутые руки… широкие плечи… тонкая талия… как он похож на упавшего с неба Икара! При каждом вдохе его живот чуть напрягается под свободным поясом штанов. В ямке между ключицами и в вертикальном углублении, разделяющем надвое грудную клетку, кожа блестит от пота… Правая рука закинута назад, и потому открыта подмышка, где курчавятся золотистые волосы… Загорели под степным солнцем только лицо и кисти рук, остальное нет – какая белая у него кожа… Софи отмечала все это почти бессознательно, вдыхая поднимающийся к ней от распростертого тела запах молодого обнаженного и горящего в лихорадке мужчины.
Дидым, не снимая сапога, засунул свою огромную ножищу в левую подмышку Никиты, осторожно поднял вверх его руку, поискал наилучшее положение, нахмурился, чуть выгнулся назад и – рванул, вытаскивая больную руку из сустава. Ошеломленный силой этого рывка, Никита испустил почти звериный рык. Софи показалось, будто она, как рыбка, попалась на крючок, и ее резко выдернули вместе с ее внутренностями… А Никита повернул голову и посмотрел на нее так, словно молил о пощаде… Потом снова отвернулся, бледный, как смерть. Его щеки, лоб, подбородок были усеяны мелкими капельками пота, нижняя челюсть дрожала, под кожей живота вздулась мышца.
Софи встала на колени, чтобы вытереть ему платочком лицо. Дидым, примостившийся с другой стороны, предложил раненому еще стакан водки. Никита с явным отвращением, но залпом выпил. Глаза его почти закатились, было похоже, что он теряет сознание. Но левое плечо, только что совсем плоское, стало таким же округлым, как здоровое правое. Костоправ с удовольствием смотрел на результат своего труда. Софи тоже наконец успокоилась, но от слабости у нее закружилась голова.
– Все уже в порядке, – прошептала она, положив руку на лоб Никиты. – Больше тебе не будет больно, не бойся, будь умницей, пусть этот человек тебя полечит…
Губы Никиты зашевелились, пригнувшись, она различила, что он сказал:
– Да, барыня…
Дидым тем временем приказал принести ему простыню, порванную на узкие полоски, намочил эти полоски в соленой воде и туго забинтовал левое плечо Никиты. Затем сделал повязку на руку, чтобы она оставалась согнутой и прижатой к грудной клетке. Когда дело было сделано, он сам выпил водки, подмигнул и поднес к лицу Софи восемь растопыренных пальцев.
– Он говорит, что ваш слуга выздоровеет на восьмой день! – сказал Проспер Рабуден.
– Ну, а как за ним теперь ухаживать? Как его лечить?
– Никак.
– Откуда вы знаете?
– А сейчас он сам это объяснит, увидите!
Действительно, глухонемой жестами показал, что теперь все пойдет на лад, что раненого не надо трогать, просто оставить его в покое до возвращения костоправа, а вернется он скоро. Софи протянула знахарю двадцать рублей ассигнациями.
– Это чересчур! – прошептал трактирщик.
А Дидым, положив деньги в карман, опустился перед Софи на колени, поцеловал подол ее платья, встал и вышел с достоинством знатного сеньора. Никита пролежал на полу еще минут пять, потом с помощью слуг Рабудена поднялся с пола, сделал, пошатываясь, пару шагов и неловко плюхнулся на стул. Попытка двигаться, казалось, лишила юношу последних сил. Голова его упала на грудь.
– Ему нужен покой! – решила Софи.
Но как поступить? Она не могла оставить его в своей комнате, но ей не хотелось и отправлять больного Никиту в помещение для прислуги. Проспер Рабуден предложил устроить его в каморке без окна, которая, как выяснилось, была в конце коридора. Туда принесли соломенный тюфяк, одеяла, свечу в подсвечнике и кувшин с водой. Никита, стоило уложить его в постель, немедленно забылся сном. Софи стояла рядом и внимательно его рассматривала. Его дикий вопль во время операции, сделанной Дидымом, все еще, помимо воли, заставлял трепетать каждый ее нерв. Трудно было поверить, что лечение закончилось так быстро, что теперь Никита пойдет на поправку. И еще труднее было оторваться от этого созерцания и, сделав над собой усилие, отправиться – без всякой, правда, надежды услышать что-то приятное – к губернатору за новостями.
Генерал Цейдлер принял ее стоя, и гостье тоже не предложил кресла. Похоже, он был недоволен, нет, скорее даже раздражен ее настырностью, ее неуместным и несвоевременным визитом. Впрочем, он и не скрыл этого:
– Мадам, я, кажется, имел честь изложить вам вчера все, что мне известно о вашем деле! Что вам угодно еще?
– Поблагодарить за то, что вернули мне моего слугу! язвительно отразила удар Софи. – И заодно известить вас о том, что ваши солдаты чуть его не прикончили. У него выбита из сустава рука!
– А у одного из моих людей выбиты два зуба! На самом деле мне не следовало отпускать вашего Никиту, и если я это сделал, то исключительно из уважения к вам. Не заставляйте меня, пожалуйста, сожалеть об этом поступке!
В душе Софи не могла не согласиться с генералом… Она сменила тон и продолжала тихо:
– Знаете, ваше превосходительство, мне пришла в голову одна мысль… Вы же сказали мне вчера, что решение, касающееся сроков моего отъезда из Иркутска, зависит не от вас, а от генерал-губернатора Восточной Сибири господина Лавинского, не правда ли?
– Да, это именно так.
– Тогда мне бы хотелось получить у него аудиенцию!
Генерал Цейдлер тяжело вздохнул.
– Это невозможно, мадам!
– Почему?
– Потому что генерал-губернатора нет на месте, еще на прошлой неделе господин Лавинский отправился с инспекционной поездкой по Амуру.
– И вы мне сообщаете об этом только сегодня! – воскликнула молодая женщина.
– Я был уверен, что вы об этом знаете…
– Откуда бы я могла это знать!.. Нет, это просто… просто ужасно!..
Софи растерялась, на какое-то время поддалась панике, но быстро взяла себя в руки и заговорила снова.
– Длительная ли это поездка у господина Лавинского? – спросила она.
– Мне неизвестно, сударыня.
– А кто-то замещает генерал-губернатора, пока он отсутствует?
– Только не в том, что связано с такими деликатными делами, как ваше. Ваши документы должен подписать лично господин Лавинский!
– Но, может быть, с ним можно встретиться где-то на пути?
– Нет, не получится, один день генерал-губернатор здесь, другой – там…
– А если бы вы ему написали?
– Я не премину это сделать, но ведь господин Лавинский вернется раньше, чем получит мое письмо… Вы не представляете наших расстояний, мадам…
Изучая непроницаемое лицо генерала Цейдлера, Софи пыталась понять, правду он говорит или врет, желая от нее поскорее отделаться. В любом случае никогда в жизни она не ощущала себя настолько зависимой от чужой воли. Уходя, Софи чувствовала, что надежда ее добиться преимущества после вчерашнего инцидента оказалась тщетной: она проиграла по всем статьям!
Никита очень скоро встал и, хотя рука его была еще прибинтована к груди, он уже мог сопровождать Софи в ее прогулках по городу. Они выглядели забавно: он был на голову выше всех прохожих и, пока он делал шаг, Софи успевала сделать два. Новая белая сорочка заменила порванную в
