Альминской битвы пошел на Севастополь, то легко бы завладел им», — написал он в своем дневнике. А вот что писал барон Д. Е. Остен-Сакен: «Если бы неприятель действовал решительно, то и всей армии было бы недостаточно для защиты Севастополя, вовсе не приготовленного к принятию осады». Так была упущена еще одна возможность.
Когда союзники подошли к городу Балаклаве, Крымская кампания была в разгаре. В правительственных кабинетах и светских гостиных Лондона, Парижа и Константинополя царила уверенность, что конец уже близок. Общее настроение было радужным. Мало кто мог предположить, что осада города продлится почти год — точнее, триста сорок семь дней. За это время город шесть раз подвергся массированному артиллерийскому обстрелу и его жители и защитники пережили трудно выразимые страдания. Жаркие бои велись по периметру города на его окраинах. Названия этих мест — в их числе Балаклава, Инкерман, Евпатория, Малахов курган — стали широко известны: они встречаются на страницах учебников и книг по истории, в песнях, стихах и литературных произведениях. Но Балаклаву вспоминают чаще всего.
Назвать Балаклаву городом было бы преувеличением. В описываемое время это поселение представляло собой цепочку домов, вытянувшуюся вдоль восточного берега бухты, окруженной довольно крутыми холмами. Самый крупный из этих холмов носил название горы Хиблак. Когда туда прибыли англичане, защита Балаклавы ограничивалась старым фортом на восточной стороне бухты. Мортира форта сделала выстрел в сторону приближающихся войск, и ядро ударило в землю почти у самых ног Раглана, не причинив, впрочем, ему вреда. Форт был быстро захвачен: его комендант сдался без сопротивления[110].
Во время этой скоротечной операции британский флот занял позицию вблизи побережья, направив орудия на бухту. Балаклава теперь была под надежным контролем англичан. Однако ее бухта оказалась значительно меньше, чем позволяла предположить ненадежная примитивная карта, и союзный флот не мог в ней разместиться. Поэтому подошедший днем позже французский флот занял две другие бухты, немного западнее, — Камышовую и Казахскую. В результате такого расположения во время наступления на Севастополь французы заняли левый фланг, а британцы — центр и правый фланг, то есть самое горячее место этого кровавого побоища.
Тем временем состояние Сент-Арно стремительно ухудшалось и к 26 сентября стало критическим. С прибытием французской эскадры маршала перевезли на корабль «Бертолле», чтобы немедленно отправить в Константинополь и поместить в больницу, но через несколько часов после отплытия он скончался. Несколькими днями ранее Сент-Арно передал командование французскими войсками генералу Канроберу.
Разведка, обсуждение ее результатов и подготовка к наступлению заняли еще немало дней. Раглан настаивал на немедленных активных действиях, но Канробер возражал. Сначала, говорил он, следует правильно разместить батареи, а это требует возведения земляных укреплений. И Раглан снова уступил французам.
К 17 октября с момента высадки в Евпатории минул почти месяц. Поскольку союзники отказались от штурма с севера, русские поняли, что их наступления следует ожидать с юга, и стали поспешно укреплять эту часть города. Практически все жители Севастополя — солдаты, матросы и гражданское население — трудились не покладая рук днем и ночью, укрепляя существующие оборонительные сооружения и строя новые. Орудия и боеприпасы переместили с прибрежных позиций на новые места. Если в сентябре гарнизон города насчитывал 16 000 человек (в основном моряки и ополченцы и только один батальон регулярных войск), то к середине октября в Севастополь прибыли двенадцать батальонов с придунайских территорий, а также войска, вернувшиеся после сражения на Альме. Количество пушек на южных позициях увеличилось со 172 до 341, причем многие орудия были крупного калибра.
Наконец армия союзников была готова. Шестнадцатого октября войска получили приказ начать артиллерийский обстрел оборонительных позиций на следующее утро в шесть тридцать. Одновременно должны были заговорить пушки на кораблях. Однако, к всеобщему удивлению, русские перехватили инициативу и открыли огонь по союзникам в пять тридцать. Из-за проблем с общей координацией действий объединенный флот начал обстрел Севастополя на четыре часа позже, да и то впустую: французские суда оказались слишком далеко от цели и скоро прекратили стрельбу, а британские корабли, напротив, стояли чересчур близко к берегу и сами страдали от яростного огня, а потому тоже прекратили стрелять. Однако наземная артиллерия продолжала свое дело весь день, и русские пушки успешно стреляли в ответ. Ближе к полудню русский снаряд попал в крупный пороховой склад. Раздался взрыв чудовищной силы, который не только уничтожил большой запас боеприпасов, но и вообще деморализовал артиллерийскую прислугу до такой степени, что французские пушки замолчали. «Свидетели этой страшной сцены испытали потрясение: огненный смерч в одно мгновение превратил полсотни людей в обугленные трупы или изувеченных беспомощных страдальцев», — писал Кинглейк. Французская артиллерия не возобновляла стрельбу до конца дня, огонь вели только британцы. К ночи эта кровавая дуэль завершилась — ни одна из сторон не получила преимущества. Так началась осада Севастополя.
На самом деле было бы правильнее считать 17 октября лишь преамбулой к дальнейшим событиям, поскольку на следующей неделе наступило затишье. За это время русский генерал Павел Липранди собрал в один кулак 25 пехотных батальонов, 34 эскадрона кавалерии и 78 пушек (всего 23 000 человек), и 25 октября в пять утра эта армия вошла в долины к северу от Балаклавы, где ее встретила двадцатитысячная армия союзников.
Битва развернулась в двух долинах, разделенных идущей с востока на запад дамбой, по которой проходила Воронцовская дорога, соединяющая Севастополь с материковой Россией, — именно по ней город снабжался всем необходимым. Северная и Южная долины, каждая примерно в два километра длиной, на западе упирались в крутую Сапун-гору, а с востока ограничивались высотой, которая получила название «холм Канробера». Вдоль северной и южной сторон Воронцовской дороги союзники воздвигли несколько редутов, на которых находились в основном турки и британская орудийная прислуга. Кавалерия союзников расположилась на южной стороне дороги. У подножья Сапун-горы стояли турецкие батальоны, а на ее вершине — войска генерала Боске.
Первоначальный успех сопутствовал русским. Они быстро захватили холм Канробера и находящиеся к северу от него стратегически важные высоты — Федюхины горы.
При этом наибольшие потери — 170 убитых из 500 — понесли турки. Уцелевшие турецкие солдаты в панике бросились бежать к Балаклаве с криками «Корабль! Корабль!». Бегство некоторых из этих несчастных было остановлено разъяренной женой сержанта шотландского Хайлендского полка, вооруженной увесистой палкой. Возмущенная очевидной трусостью турок, она действовала с похвальной энергией. Очевидец этой сцены из 2-го батальона герцога Кембриджского рассказал о ней Кинглейку: «Эта добрая христианка вовсю охаживала правоверных по спинам. Похоже, она думала, что эти турки не только повинны в бегстве с поля боя, но и хотят ограбить ее лагерь, так что ее удары были не просто выражением презрения к трусам, но и реальным и довольно жестоким наказанием. Одного дородного и на вид сильного турка она держала и лупила довольно долго». Таков был боевой дух «лагерных дам».
Кроме холма Канробера и Федюхиных гор русские захватили три из шести редутов. Утвердившись на взятых высотах, пехота Липранди начала медленное наступление на англо-турецкие позиции. В ответ лорд Лукан выдвинул Бригаду тяжелой кавалерии, чтобы встретить наступающих русских, а точнее — чтобы создать угрозу этой пехоте. Однако на русских эта угроза не произвела впечатления, и они продолжали движение вперед. Тогда Лукан повернул влево к Воронцовской дороге, чтобы помочь шотландским стрелкам сэра Колина Кемпбелла, занимавшим позицию у западного конца дамбы.
Тем временем, опасаясь удара по самой Балаклаве, Раглан приказал подразделениям герцога Кембриджского и сэра Джорджа Кэткарта двигаться в этом направлении на случай подхода свежих сил из Севастополя. Движение это началось не сразу, поскольку солдаты завтракали после ночи, проведенной в траншеях, так что приказ был выполнен с задержкой. С уходом этих частей западный фланг союзников был ослаблен: его защищала турецкая и британская пехота при практическом отсутствии артиллерии. Русские получили возможность прорвать эту оборону, и генерал Рыжов не замедлил ею воспользоваться.
Батальон гусар изготовился к атаке. Британский пехотный батальон должен был встретить натиск 400 всадников. При обычных обстоятельствах пехота, ожидающая атаки кавалерии, выстраивается компактным прямоугольником, чтобы встретить противника огнем по всей окружности. Однако в этом случае для такого
