Сочинения

находим в некоторых памятниках В. 3., относящихся к эпохе персидского и в особенности греческого владычества.

Премудрость, хокма, означает прежде всего практическую, житейскую мудрость, достигающую целей человеческого блага посредством разумного, рассудительного выбора средств. Эта житейская «мудрость» наполняет собою притчи и пословицы Израиля и разрабатывается его книжниками в ряде «учительных» книг. Начало ее — в страхе Божием и конечный источник ее — в самом Боге. От Него — всякое искусство и художество, от Него — мудрость Соломона и мудрость простого пахаря (Ис. 28, 24 сл.); в законе Его — самое мудрое указание жизненного пути. Таким образом, человеческая мудрость возводится к своему божественному началу: она не есть результат субъективного умствования, — она была от начала у Бога; ею все создано, ею определяется начало и конец всего творения, ею Израиль ведется к своей провиденциальной цели. Она вытекает из «неисследимого разума» Ягве (Ис. 40, 28) и олицетворяется как Его предвечное свойство: «…у меня совет и правда, я разум, у меня сила, мною цари царствуют и повелители узаконяют правду… Бог создал меня началом путей Своих, первенцем Своих творений, искони. От века была я поставлена, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водой. Прежде чем водружены были горы, прежде холмов я родилась… Когда Он уготовил небеса, я была там, когда Он утверждал свод над бездною, когда Он укреплял вверху облака… Когда давал морю предел, чтобы вода не переступала устава Его, когда полагал основания земли, когда я была художницей и была радостью изо дня в день, играя перед Ним все время, играя на земном кругу, и радость моя была с сынами человеческими».

Таким образом олицетворяется Премудрость в книге Притчей (8). Комментаторы обсуждают, является ли она здесь реальным или же только поэтическим олицетворением, причем указывают, что в той же книге глупость олицетворяется в образах, нисколько не менее конкретных (9, 13 сл. и 7). Другое дело в позднейших произведениях, как в кн. Премудрости или кн. Иисуса Сирахова [431], где Мудрость, несомненно, гипостазируется, как особая мощь Божества. Но уже в книге Притчей и у Иова (28) ее образ не есть простое поэтическое олицетворение, или, точнее, за этим образом, или олицетворением, стоит действительная сила. Она есть «начало путей» Божиих и первое из Его «дел»; она является провиденциальною силою в истории вселенной и в истории Израиля точно так же, как и в жизни индивидуального человека: «переходя из рода в род в святые души, она приготовляет друзей Божиих и пророков»[432]. Она не доступна в своей полноте никакой твари: один Бог «знает путь ее и ведает место ее»; Он видел ее «до создания мира» (Иов 28, 23, сл.); но ее «радость» с сынами человеческими, она сама идет к ним, говорит с ними, как «сестра», призывает их на трапезу в свой чертог.

VII

Итак, дух Божий, слово Божие, Премудрость Божия в Ветхом Завете отнюдь не являются отвлеченными догматическими понятиями; но они не являются и самостоятельными существами, отдельными от Бога. Дух Божий есть дыхание Ягве, неотделимое, хотя и отличное от Него; это Иго сила, исходящая от Него. Он не исчерпывается ею, но сообщает ее Своим тварям, животворит их ею. Слово Ягве есть выражение, откровение Его воли, Его могущества; оно также отлично от Него, «посылается» Им и вместе не имеет независимого, отдельного от Него существования. Наконец, Мудрость есть свойство Божества, и если она изображается как первое из созданий Ягве, то даже там, где она, по-видимому, всего более отличается от Него, как в книге Премудрости, она изображается лишь как «дыхание Его силы» (7, 25): она не отличается от «неисследимого разума» Господня.

В этих представлениях мы не находим ничего, кроме выражения абсолютного и вместо конкретного монотеизма: единство Ягве в Его многообразном откровении и всемогуществе, единство Бога в живом общении с человеком и творческом действовании во вселенной — вот содержание всех этих образов. Бог создал мир одним своим Словом, одним своим Духом, одной своей Мудростью. Словом он вызвал его из небытия к бытию. Духом оживил его, Мудростью дал ему целесообразное устройство. И вместе Он сказал Свое слово человеку, дал ему от Своего Духа и от Своей Мудрости. Для верного Израиля Дух, Слово и Мудрость Ягве являются прежде всего реально переживаемыми фактами опыта. В законе и в устах пророков он слышит слово, в котором он признает голос Ягве; во вдохновении Божьих людей, в наитии, которому следуют вершители его судеб и провозвестники воли Божией, он узнает Дух Господень, вдохновение свыше; и, наконец, в мудрости закона, в мудрости своих священников, царей и пророков он также видит высшую мудрость. Ягве един — все Слово Божие, вся мудрость пророков этому учит. И если все создано Его словом, духом и мудростью, то этому началу соответствуют настоящая действительность, переживаемая в истории Израилем, и чаемый конец: Духу, носившемуся над хаосом, и Слову, вызвавшему мир из небытия, соответствует излияние Духа на «всякую плоть» и царство Слова, которое «изыдет из Иерусалима».

Ягве есть источник Духа, Слова и Мудрости, — поскольку они неотделимы от Него; но Он не исчерпывается ими, Его существо но уходит в них, — поскольку они отличаются от Него. Этими началами посредствуется откровение и ведение Ягве, но в них выражается лишь Его самооткровение. В живом конкретном богосознании ветхозаветного Израиля эти начала не только не вносят какого-либо дробления в единство Ягве, но, наоборот, посредствуют понятие Его всеединства. Если абсолютное определяется философски, как начало самоопосредствованное, т. е. имеющее в себе самом основание всех своих отношений, то Ягве является актуально абсолютным в религиозном сознании Израиля, в живом общении с Ним.

Но перенесемся из центра этого религиозного сознания в его периферию: единство Ягве станет внешним и отвлеченным, и все то содержание, которое в нем заключалось, либо потонет в этой отвлеченности, либо выделится из ною. Так именно и случилось в Израиле, когда угас в нем пророческий дух и закон, составлявший ограду религиозной жизни Израиля, сделался ее действительным средоточием. Это замечается отчасти уже в период, предшествующий христианству, и в особенности в период, следующий за ним. Бог все более и более удаляется от человека и от мира, делается внешним ему, непознаваемым, недоступным, а с другой стороны, между Ним и человеком становится ряд посредников, более или менее самостоятельных. В теософии раввинов такими самостоятельными посредниками являются Дух Божий, Голос Божий, Слава Божия, верховный ангел Метатрон, отчасти Мемра — Слово Божие; в народной религии такими посредниками служат прежде всего ангелы, праотцы и святые, усопшие или живые. Самый мессианизм в связи с этой тенденцией получает новое направление и характер. Живое богосознание заменяется апокалиптическим гностицизмом: почва для гностицизма создается еврейской апокалиптикой. Для поверхностного взгляда эти гипостазированные абстракции и эти посредствующие начала зарождающегося гностицизма представляют собою приближение к христианскому богословию. На деле, наоборот, христианское богословие с первых шагов своих боролось с этим гностицизмом и том ложным монотеизмом, от которого он отправлялся. Оно противополагало ему веру в живого и всеединого Бога Отца, открывшегося в Иисусе Христе и Духе, и в самом учении этого богословия о Логосе восторжествовал конкретный монотеизм, коренившийся в богосознании пророков и нашедший во Христе свое полное откровенно.

Глава III ЕВРЕЙСКАЯ АПОКАЛИПТИКА

I

Внешняя история Израиля от первого возвращения из вавилонского плена (537) до времен Ездры и Неемии известна нам весьма недостаточным образом. Почти неизвестна нам и судьба Израиля после Неемии, в течение второй половины персидского владычества, хотя эта эпоха была богата внутреннею жизнью: новый духовный строй иудейской общины сложился именно в этот период.

Мы знаем, что первоначально лишь незначительная часть плененных воспользовалась разрешением Кира вернуться на родину. Множество левитов, множество верных сынов Израиля, из среды которых вышло впоследствии религиозное обновление Иерусалима, оставалось в Вавилонии. Во главе первой партии переселенцев стояли первосвященник Иисус, сын Иоцадака, Зерубабель, «Отпрыск Вавилонский» — истинный отпрыск от корня Иессева, внук царя Иоакима.