подозревая о равноправности других представлений, о логической мыслнмостн и относительной законности других идеи и концепций. Они указывают, правда, на противоречия, присущие этим другим, взятым отвлеченно, идеям, как будто их собственные односторонние положения свободны от противоречий, как будто есть отвлеченные понятия, свободные от них. Нередко такие мыслители наивно выдают себя за чистых эмпириков, натуралистов пли «реалистов» и, повторяя дешевые остроты против метафизики, как истые дилетанты в философии, проповедуют грубые метафизические воззрения, давным–давно высказанные и оставленные. Не пройдя школы исторического скептицизма, не изучив истории умозрения, хотя бы для того, чтобы избежать пережитых ошибок, они вечно твердят избитые фразы о бесплодии метафизики, не дав себе труда разобрать должным образом, в какой области, когда и почему она действительно бывает бесплодной. Она действительно бывает бесплодна в своей отвлеченности там, где она противополагается истории и естествознанию, построяя их из своих абстракции. Но не бесплодны ли самое естествознание и история во всем, что касается высших вопросов человеческой жизни и духа, — там, где эмпирический прагматизм противополагается философии с ее общими идеями? Историк человеческой мысли не подумает отрицать значения тех сокровищ, которые наука дала философской мысли, но он знает также и то, что философия дала науке, чем великие ученые обязаны сознательно или бессознательно философии и метафизике — ее наиболее простым, элементарным понятиям, составляющим основные гипотезы науки.
Человеческий ум — прирожденный метафизик: это показывает его история, это показывает анализ его познавательных функций, поскольку в уме человеческом самое сущее определяется неизбежно как объективно мыслимое, т. с. как идея. Должен ли здравый эмпирик закрывать глаза на эту коренную особенность человеческого разума? Будет ли он более способен отрешиться от субъективной метафизики, если он закроет глаза на объективную метафизику, присущую основным понятиям, при помощи которых он мыслит действительность, — понятиям причинности, количества, реальности, необходимости, понятиям силы, материи, закона, цели?
Критическая метафизика не только не противоречит здравой эмпирии, не только не может нарушать границ ее, но имеет для нее положительное методологическое значе-
==636
ние, точно определяя эти границы. Она имеет такое же значение и для всей философии, поскольку она долженствует оградить мысль от всякого ложного отвлеченного догматизма, заставляя ее считаться с совокупностью мыслимых общих концепций сущего, вместо того чтобы отправляться от каких–либо случайных идей.
В наш век в изучении философии произошел великий переворот благодаря появлению двух новых философских дисциплин — истории философии и критической метафизики.
В настоящее время вся история философии, все прошлое человеческой мысли в порядке ее развития открывается философу; он должен сам как бы вновь пройти весь тот великий умственный путь, который прожила общечеловеческая мысль. И уже одна эта школа, которой не знали философы предыдущих веков, должна бы служить к ограждению новой философской мысли от случайных повторений, от господства ограниченных отвлеченных идей, от ложного субъективизма в философии. Ибо история философии не только повествует нам о происхождении древних учений, но объясняет нам их внутренний живой смысл, их основные идеи. Она не только убеждает нас в отвлеченной мыслимости этих идей, — она показывает нам, как они в действительности мыслились, представлялись уму человечества. Но как только мы сознательно отнесемся к истории философии, как только мы попытаемся понять ее как один цельный процесс развития человеческой мысли в познании истины, — мы неизбежно придем к критической метафизике, в той или другой форме. Если история мысли представляет нам ряд концепций сущего, ряд идей в их конкретном выражении или воплощении — в последовательности философских систем и учений, — то задача критической метафизики состоит в систематическом анализе основных концепций сущего, как чисто мыслимых возможностей (или идей). Такая наука рассматривает эти идеи или концепции по наиболее общим их классам или категориям. История исследует конкретные формы или способы понимания сущего в хронологическом порядке; критическая метафизика рассматривает более или менее отвлеченные способы понимания сущего, его определения или «категории» в систематическом порядке.
Обе эти науки в своем развитии связаны с именем Гегеля: он впервые попытался понять историю философии как необходимый процесс развития, в котором различные, иногда противоположные общие идеи, отвлеченные кон-
==637
пепции сущего сменяют друг друга, взаимно обусловливают друг друга. Он попытался изобразить и объяснить внутреннюю диалектику идей в истории человеческой мысли. И в то же время он впервые развил метафизику как идеологию, или логику сущего, т. е. как систему логических определений сущего, развивающихся из самой общей идеи его. Правда, обе эти попытки были несовершенны: история человеческой мысли была превращена в отвлеченную диалектику; конкретные идеи, составлявшие жизненное миросозерцание целых эпох и поколений мыслителей, были обращены в отвлеченные категории. Отвлеченное понятие принималось за абсолютное откровение сущего. Логическая метафизика или, точнее, диалектика отвлеченного понятия была принята за абсолютную систему знания, — совершенную философию.
Но в действительном изучении идей, — как в историческом их развитии, так и в философском их анализе, — заключается средство к исправлению этих ошибок. И здесь, и там — и в истории, и в систематической метафизике или критике общих «способов понимания» сущего — мы равно убеждаемся как в необходимости частных отвлеченных концепций сущего, так и в их неизбежной неполноте и в их взаимной логической связи. И в то же время мы научаемся видеть границы рациональной метафизики вообще, которые обусловливаются неизбежною отвлеченностью. Таким образом, история точно так же, как и философская критика, должна вести к окончательному упразднению отвлеченной догматики, ненаучной метафизики, исходящей из тех или других случайных идей, чтобы заменить ее систематическою критикой идей или критической идеологией.
Материалом для такой идеологии служит история философии, — в широком смысле — даже вся история науки; отчасти же она может быть построена выводным путем, поскольку совокупность чисто идеальных отвлеченных определений сущего может быть логически развита из основного отношения мысли к предполагаемому сущему, т. е. из основного понятия сущего *.
Систематическая идеология в широком смысле, как понимал ее, напр., Гегель, должна обнимать в себе не только чисто отвлеченные, логические категории сущего, * В самом понятии сущего заключается предположение сущего. Постольку все наше отвлеченное логическое мышление носит условный гипотетический характер.
==638
но также и совокупность конкретных концепций в области метафизики, этики, эстетики: короче, она может обнимать в себе всю философию. Самая метафизика, как мы увидим ниже, не исчерпывается одними чисто формальными логическими определениями сущего, поскольку это сущее на самом деле не есть только идея и не исчерпывается своим понятием. Но прежде чем перейти к более конкретным определениям, которые, как мы думаем, не могут быть выведены нами априори, мы рассмотрим здесь те всеобщие чисто рациональные определения сущего, которые допускают подобную дедукцию.
Мы приведем здесь эти чистомыслимые, рациональные определения сущего по различным категориям — в их наиболее общей и отвлеченной форме. В действительности, разумеется, самое одностороннее философское учение не может ограничиться какою либо одной категорией, сводя к ней все остальные. Живая человеческая мысль необходимо предполагает все категории, и там, где некоторые из них утверждаются исключительно, отвлеченно от прочих, мы необходимо сталкиваемся с логическими противоречиями. Но этим то и определяется задача систематической критики отвлеченных определений сущего.
Сущее определяется мыслью согласно законам тожества и различия: а) как тожественное себе; Ь) как отличное от мысли; с) как внутренне тожественное с нею в различии и различное в тожестве (тожественное, поскольку оно наполняет мысль, понимается ею, и различное, поскольку оно обосновывает мысль, поскольку оно не только мыслится, но есть). Отсюда вытекают дальнейшие определения сущего по категориям качества и количества.
