вторых, и это, пожалуй, самое главное, — не шарахается на манер «коней» от ее идей, несколько не совсем укладывающихся в современные догмы науки и техники. А в-третьих… ох это «в-третьих»! Оно, конечно, может быть решающим в его стремлении следовать ее путем, но лучше б этого «в-третьих» не существовало.
Ира чувствовала, как по ее телу носятся мириады молний. Нечто подобное она испытывала в ранней юности, когда по уши влюбилась в Важина, а он в нее. Правда, тогда эти разряды не обладали такой мощностью. Может, конечно, в воспоминаниях ощущения притупились, и тогда все происходило точно так же, как и сейчас? Но это неважно. То давно кануло в небытие, а сейчас рвало на части… И что самое страшное, Ира прекрасно знала, что тоже самое происходит с Раулем.
— Так… табуреты… как они сюда попали… — проговорила она вслух, силясь переключить свое внимание с вакханалии, так некстати устроенной телом. Но ей никак не удавалось сосредоточиться. Образ табуретов то и дело тонул в пожиравших ее восторженных глазах Рауля. — Всё! Хватит! — решительно сказала она сама себе и пошла в душ. Простое решение табуретной проблемы буквально вылилось ей на голову вместе со струей воды.
Говорят, что одна из загадок Великой Китайской стены заключается в том, что сказанное с одной ее стороны вполголоса слово вполне отчетливо слышится с другой. Секретом китайских зодчих в совершенстве владели советские строители. Даже шум воды не смог заглушить короткого диалога в одном из соседних номеров.
— Извините за беспокойство — Ваш багаж.
— Спасибо.
Ира наскоро вытерлась и быстро оделась. Осталась одна проблема: незаметно доставить табуреты в гостиницу. Ира тихонько покинула номер, заперла дверь и спустилась по лестнице, на ходу на всякий случай, придумывая объяснения для таксиста и портье. Лестница, которой ввиду наличия достаточного количества лифтов, почти никто не пользовался, была абсолютно пустынна. На первом этаже пути от нее вели в две стороны: в фешенебельный холл и в темный коридор с невзрачной дверью, закрытой на засов. Ира отодвинула засов. Дверь, не имевшая более никаких замков, слегка скрипнув, открылась на улицу. Чтобы вернуться назад тем же путем, Ира плотно прижала ее к косяку, во избежание привлечения внимания к заветной двери открытым состоянием.
— План «Б» будем обдумывать в случае крайней необходимости, — сказала она сама себе и направилась к стоянке такси.
Пользоваться эксклюзивным видом общественного транспорта ей не пришлось: несмотря на поздний час здесь, в отличие от Сочи, вовсю бегали автобусы и троллейбусы, а на остановках толпился народ. Ей без труда удалось выяснить у бабульки с авоськой, как наилучшим образом добраться до района, где находился дом Радного — расположенный там проход показался ей оптимальным решением.
Зив и Лоренц встретили Иру бурей восторга.
— Ребят, простите, некогда!
— Можем чем-то помочь? — Зив в один момент перешел с радостного щенячьего повизгивания на серьезный тон.
— Неплохо бы… Сможете где-нибудь достать упаковочную бумагу?
— Не вопрос! — мурлыкнул Лоренц, и они вдвоем тут же исчезли в проходе.
Ира, не включая света, поднялась на третий этаж, нащупала табуреты и вместе с ними спустилась в цоколь. Потом сходила на кухню за двумя «нейтральными». Зив и Лоренц еще не успели вернуться. Ира присела на первый попавшийся в темноте табурет и закурила. Пауза тут же заполнилась глазами Рауля и по телу вновь замерцали всполохи молний.
— Надо с этим что-то делать… — в мучительно-сладостном томлении прошептала сама себе Ира и усилием воли вновь попыталась переключить внимание на табуреты.
Попытка, пусть и неблестяще, удалась. Ира не особо сомневалась, на каком именно табурете сидит, но порядка ради поднялась и, не решаясь в целях конспирации даже в цоколе воспользоваться стационарным освещением, достала мобильник, включила подсветку и перевернула табурет — как и ожидалось он оказался «благоприятным». Она поставила его на место, и тут в проходе показался Зив с огромным свертком упаковочной бумаги в зубах, а следом за ним — Лоренц, волочащий по полу маток тонкого шпагата.
— Блеск! — воскликнула Ира и первым делом избавила от неудобной и тяжеловатой для кота ноши Лоренца. — Как вы про шпагат догадались? Я о нем даже не подумала…
— Если люди чего-нибудь завертывают, они обязательно потом это чего-нибудь перевязывают, — медленно промурлыкал Лоренц, одновременно вылизывая свою шкурку.
Осталась одна проблема — почти кромешная темнота. Вообще-то, подсветки мобильника Ире вполне хватило бы для произведения упаковочных работ, но для этого ей явно требовалась еще одна рука.
— Да… — в задумчивости вымолвила она, — пожалуй, все же придется включить свет.
— Ира, — гавкнул Зив, — вспомни, как ты ночью шла с Владом по лесу.
Ира вспомнила. Тогда она на удивление очень отчетливо видела в полной темноте.
— Вспомни не сам факт, — замурлыкал Лоренц, — а то, что ты чувствовала и заставь себя чувствовать это снова.
— Знаете, по-моему, тогда со мной и с Владом что-то сделал лес.
— Безусловно, — подтвердил Зив, — это он научил тебя и Влада видеть в полной темноте, но раз ты умеешь, то можешь этим пользоваться тогда, когда тебе нужно.
Ира закрыла глаза и погрузилась в воспоминания, пытаясь поймать те ощущения и… Она даже не поняла, удалось ли ей почувствовать то, что нужно, но в какой-то момент вдруг стало всё видно, притом и глаза открывать не понадобилось.
Ира вышла на остановку. Троллейбусы с автобусами продолжали сновать, и народу не поубавилось. Она без приключений добралась до гостиницы. Состояние незамкнутости запасного выхода, как и ожидалось, никого во время ее отсутствия не заинтересовало, так что Ира спокойно зашла в здание, задвинула засов и начала подниматься по лестнице. Восхождение тоже прошло без приключений, правда, от подъема на одиннадцатый этаж с четырьмя связанными попарно табуретами, Ира порядком притомилась. Впрочем, именно эта усталость оказалась как нельзя кстати — Ира, только лишь коснувшись головой подушки, тут же уснула. Крепко и без снов.
Спросонья свет уличных фонарей, лившийся в щелку между занавесками, казался каким-то странным. Ира встала с кровати и подошла к окну. На фоне серовато-синего предрассветного неба летели огромные белые хлопья.
— Нет. Это не Сочи… — проговорила вслух Ира с интонацией Остапа Бендера, грезящего о Рио-де- Жанейро, и набрала Генкин номер:
— Доброе утро Геночка!
— О! Ирчик! Ты уже проснулась? А сколько время?
— Дрыхнешь еще? Вставай! Глянь в окно — там снег!
— Ба-а! И в правду! Батюшки! Уже полвосьмого! Чой-то я нынче заспался!
— А во сколько ты обычно встаешь?
— Да где-то так и встаю, вот только просыпаюсь сам.
— Геночка, знаешь, мне твоя помощь понадобится.
— Всегда готов!
— Тогда собирайся и спускайся ко мне.
— Будет сделано, Ирчик!
Минут через пятнадцать Генка уже стучал в дверь.
— О! А это откуда? — удивленно спросил он с порога, указывая на стоящие посреди комнаты аккуратно упакованные табуреты.
— Вчера вечером в Сочи смоталась и принесла, — честно ответила Ира.
— А-а, так это к тебе ломились с воплями «Ваш багаж», — сразу «догадался» Генка.
