— Сработает. Ненадолго, конечно, но сработает. Видишь ли, мужик он так устроен, что отказ дамы в высоких чувствах объяснить для себя может только наличием у нее другого. Не укладывается у среднестатистического представителя сильной половины человечества, что его могут ПРОСТО не хотеть.
— Женька! А ты — прав. Я как-то не обращала на это внимания… Действительно, только начинаешь объяснять, почему «нет», как очередной самец, даже не пытаясь вникнуть в смысл сказанного, тут же спрашивает: «У тебя кто-то есть?».
— Вот видишь!
— Женька! Ты — гений! Спасибо!
— Давай, вырубай свой мобильник и баиньки. Пока-пока!
— Пока, Женечка!
Утром Ира планировала еще раз съездить на дачу Радного, но всю ночь ей снился его поющий дом и, проснувшись, она четко знала, что нужно. Всего за два дня Ира сделала практически все интерьерные почеркушки. Притом почеркушками сие называла для себя лишь потому, что еще не удосужилась снять точные размеры помещений.
Этим и решено было заняться. Она уже вызвала такси и вышла на улицу, но вернулась, распечатала эскизы и только после этого села в заждавшуюся ее машину. Ира не хотела признаваться себе, но распечатки она сделала, чтобы показать их самому дому. Да уж… Если себе в этом признаться, то следует вызывать скорую, а не такси и ехать с мигалками в психушку. Впрочем, даже ничего не ведавший таксист, видимо, думал так же. Это Ира поняла по его взгляду, когда рассчитывалась.
Дом обрадовался Ириному приезду. Эскизы ему явно понравились, судя по тому, как он довольно урчал и хмыкал, а когда Ира занялась промерами, исполнил несколько композиций в лучших традициях джаз-рока. Оказалось, что ему также не чужды Рэп и R&B. Потом вдруг зазвучал протестантский хорал, который сменило что-то из романтиков — эдакая смесь Шопена с Листом улетевшая вместе со шмелем Римского-Корсакова в интеллектуальную какофонию Денисова-Шнитке-Губайдулиной, резко оборванную тяжелым панк-роком, который растворился в архаичных напевах. Грусть расставания дом выразил звуками, напоминавшими душещипательные мелодии Леграна.
Ира не стала вызывать такси и потихоньку двинулась пешком в сторону Мамайки. На конечной автобуса стояла Мариночка — офис-менеджер Игоря Александровича. Ира никогда не испытывала к ней никакого интереса, но теперь решила, что у нее более чем достаточно поводов пообщаться с чемпионкой кофеварения.
— Ой, Марина, привет!
— Здравствуйте.
— Ты чего это не на работе?
— Вчера у подруги день рожденья отмечали, так что я предусмотрительно отпросилась на пол дня. Вот теперь потихоньку выползаю.
— Так значит, времени у тебя навалом?
— Что-то вроде того.
— Пойдем, посидим где-нибудь.
— С удовольствием!
На Мамайке подходящего заведения они не обнаружили и, поймав первое попавшееся такси, двинулись в сторону гостиницы «Москва» — там и выбор кафешек побогаче, и Марине до работы рукой подать, так что есть возможность действительно расслабиться. Они уселись на улице под ивушкой и заказали по стакану сока.
— Марин, извини, что лезу в сферы, меня не касающиеся, но поверь, есть уважительная причина.
— Да-да, я слушаю, — глазки у нее заблестели в предвкушении пикантности.
Именно этой реакции Ира и добивалась, а посему, осталась вполне довольна началом.
— Послушай, Марин, можешь рассказать мне о Радном. Это не праздное любопытство, поверь. Он заказал мне интерьер своей дачи, притом не высказав ни одного конкретного пожелания. Сама понимаешь, человек он серьезный и его заказ должен быть выполнен в полном соответствии, вот только что и чему должно соответствовать, я даже не догадываюсь.
Хлопающие Мариночкины глазки предельно четко свидетельствовали о том, что их обладательница не поняла и половины Ириной тирады, уловив лишь, что та интересуется Стасом. Ну а на вопрос, почему женщины интересуются мужчинами, в ее арсенале существовал только один ответ. Иру прикалывала такая трактовка, но виду она не подала. Острая необходимость хоть какой-то информации делала неважными способы ее получения.
— Не знаю, какое впечатление произвел Стас на тебя, но я счастлива, когда его здесь нет, — начала Мариночка. — А вообще-то, он очень добрый. Знаешь, мне как-то не хватало на туфли, а Игорек все аванс никак не давал. Так я зашла попросить, а у него как раз Стас сидел. Так он даже не дослушал — сразу дал мне несколько пятисоток и сказал: «Иди, покупай!». Вот он какой.
Ира ярко представила себе картину, как в самый невпопад заваливает Мариночка и начинает нести какую-то пургу по поводу туфель. Из «тут же придушить» или «просто отвязаться», Радный, естественно, выбрал наименее криминальный способ решения проблемы.
— Да… он, наверное, добрый, — сказала Ира вслух. — Но, знаешь, я его почему-то побаиваюсь.
— А его все боятся, даже Игорек. Когда он меня к нему первый раз отправил, я даже из окна выпрыгнуть хотела, но как-то взяла себя в руки. И ничего! Оказалось, не так страшен черт, как его малюют.
— А как он в постели?
— В постели!? — Мариночка расхохоталась. — Вот чего-чего, а в постели с ним ни разу не была. Он напрочь игнорирует горизонтальные позы. Он трахается так, словно перекусывает на бегу в какой-нибудь блинной типа старых «Трех журавлей» за стоячим столиком.
Глазки у Мариночки загорелись, и ее понесло.
— Знаешь, когда я только пришла к Игорю работать, он меня с собой в командировку взял, и мы как раз к Стасу и поехали. В первый же день изрядно гульнули, и я весь следующий проспала. А под вечер проснулась и слышу: пришел Стас и с Игорьком разговаривает. Мы в двухкомнатном люксе жили, в общем, они в соседней комнате разговаривали. Так вот, я сразу поняла, что ему с девчонкой встретиться нужно, а номеров свободных нет, и он попросил Игорька, так сказать, на время хату освободить. Игорек, конечно, ответил, что без проблем, вот только меня разбудит, но Стас ему говорит, что, мол, пусть спит — мне она, дескать, не мешает. В общем, Игорек ушел, а я осталась. Так слушай дальше. Заходит девчонка, такая вся молоденькая, перепуганная и встала посреди комнаты. Мнётся-жмётся, а Стас сидит себе в кресле и о чем- то думает.
— Так ты еще и все видела? — вставила Ира, чтоб Мариночка не теряла запал.
— Ну да! Дверь была приоткрыта. Так вот, сидит он, думает, на нее ноль эмоций, а она, бедная, уже что и делать не знает. Вот так сидел-сидел, а потом поднимает на нее глаза и: «Чего стоишь? Чего ждешь? Раздевайся». Девчонка, бедная, давай с себя все стягивать, а он все также сидит только закурил и опять вроде как о своем думает. Она, значит, разделась и опять стоит, жмется. А Стас, все также о своем думая, докурил, встал, упёр ее в подоконник. Сам только штаны расстегнул — пять минут и в ванную. А девчонка так и стоит за подоконник держится, понять не может, что это было. Он из ванны вышел, а она все стоит пошевелиться боится. Он ей: «Так и будешь стоять? Одевайся, давай». Она вся дрожит, всхлипывает, а он кинул на стол деньги и снова в кресло уселся. Девчонка кое-как оделась и рысью к двери, а он ей: «Деньги возьми». Вернулась, взяла дрожащей рукой и бежать. Стас еще немного посидел, потом вымыл пепельницу, протер стол и ушел. У него вообще к женщинам странное отношение. С женой, считай, что не живет — говорят, он на ней только из-за денег женился. И на стороне никаких отношений не заводит. Для него, по- моему, что поесть, что потрахаться — так, естественная надобность и все. Говорят, у него и отец такой был, только тот еще женщин и ненавидел. Игорек говорит, что его жене крупно повезло, что она рано умерла. Стас, вроде, никого не ненавидит. Он, просто, в обычной жизни женщин от мужчин не отличает — люди и люди, а кто какого пола, ему без разницы. Игорёк рассказывал, что у него в молодости любовь несчастная
