Психология установки

потребности своего расширенного «я», и в первую очередь своей семьи и членов своей семьи, он обнаруживает акты поведения

ухода за другими и обслуживания других

.

Все эти формы поведения объединяются вокруг одной родственной группы поведения потребления. Специфичным для всей этой группы является то, что ценность и смысл каж­дого акта поведения, включенного в эту группу, определены рамками удовлетворения актуальной потребности: все, что дают эти акты, только постольку имеет ценность в пережи­вании субъекта, только до тех пор имеет смысл, пока служит цели удовлетворения актуальной, переживаемой в этот опре­деленный момент потребности. Как только эта цель достиг­нута, как только потребность удовлетворена, акты поведе­ния, так же как и все, что они создают или дают, теряют свое значение и перестают существовать для субъекта. Длитель­ность их действия ограничена рамками времени действия ак­туальной потребности; за пределами этих границ психологи­ческий срок их существования как чего-то имеющего смысл и значение — кончается. Одним словом, общим, характерным для всех указанных форм поведения моментом является то, что каждая из них только тогда имеет место и действует толь­ко до тех пор, когда и пока актуальна та потребность, на ос­нове импульса которой она возникает.

Исходя из этих соображений, мы должны будем остано­виться также еще на одной форме поведения, которая долж­на быть включена в эту группу, ибо человек имеет не только физические, связанные с организмом и идущие из организ­ма потребности. Не менее для него характерны и специфич­ны другие потребности — потребности, возникшие на основе его социального развития и связанные не столько с его фи­зическим организмом, сколько с усложненными условиями его психической жизни. Наиболее значительной и общеизве­стной среди них, наиболее характерной для человека являет­ся

интеллектуальная

потребность, любознательность со все­ми теми формами, которые она принимает на высших ступе­нях развития и которые в конечном счете переживаются в виде

жажды знания

. Не подлежит сомнению, что для удов­летворения этой потребности человек иногда бывает вынуж­ден развивать достаточно сложную активность. Во всяком случае, несомненно, что в инвентаре нашего поведения ак­ тивность, возникающая на базе жажды знания, имеет доста­точно большой удельный вес. Внимательный глаз может вы­делить здесь две отличные друг от друга формы поведения.

Допустим, что я хочу понять что-либо. Здесь всегда есть возможность выбрать один из двух возможных путей. Можно обратиться к кому-нибудь с просьбой объяснить или осветить интересующий меня вопрос; разумеется тот, к кому я обращаюсь, может удовлетворить мою любознатель­ность, если он располагает нужными мне сведениями и мо­жет передать их мне. Активность моя в этом случае опреде­ ляется, во-первых, тем, что я нахожу лицо, имеющее нужные мне сведения, и, во-вторых, тем, что я воспринимаю (слушаю или читаю) и приобретаю нужные мне сведения. Случаи ак­тивности подобного рода в нашей каждодневной практике очень часты: мы желаем знать, что происходит на свете, и ежедневно читаем газеты, мы стремимся к получению точ­ных сведений из той или иной области действительности и с этой целью читаем научные книги и отдельные исследования или, наконец, обращаемся к знакомым и близким, употреб­ляя вопросы «что» и «почему».

Но есть и иной путь: вместо получения от другого уже го­товых нужных мне сведений и удовлетворения таким обра­зом моей любознательности я пытаюсь своими силами до­быть эти знания. С этой целью я вынуждаю себя собственны­ми силами начать поиски или исследование и получаю знания не в готовом виде, а приобретаю их усилием собствен­ного разума. Этот вид активности — также нередкое явление в нашей жизни.

Возникает вопрос: с какой формой поведения мы имеем дело в этом случае? Исходя из нашего анализа поведения, очевидно, во-первых, что здесь налицо определенная потреб­ность (жажда знания) и, во- вторых, — акты субъекта, служа­щие цели непосредственного удовлетворения этой актуаль­ной потребности. А это все суть признаки, характеризующие и так называемое поведение

потребления

. Это обстоятель­ство позволяет сделать вывод, что в подобном случае мы име­ем дело с особой разновидностью потребления. Мы не видим принципиальной разницы между актами обыкновенного по­требления и актами любознательности. Специфичным для последних является лишь то, что ведущая роль возложена здесь не на физические, а на психические акты, в частности на интеллектуальные. Вот почему мы считаем неверным рас­сматривать стремление к удовлетворению любознательности в одной плоскости с обычными видами потребления (еда, питье и т. д.); более правильным будет отнести их к отдель­ной форме поведения, типологически аналогичной поведе­нию потребления и приближающейся к эстетическому — на­слаждению.

2. Второй основной формой актов экстерогенного поведе­ния является

труд

. Акты потребления, ухода и обслужива­ния иногда настолько осложняются, а труд иногда бывает столь простым по природе и содержанию, что стороннему на­блюдателю очень трудно, а иногда и просто невозможно от­личить их друг от друга. Пример: кто-то срубает в лесу дере­во и там же пытается перекинуть его через ручей. Что же — трудится он или занят самообслуживанием? На этот вопрос нельзя ответить до тех пор, пока, отступив от роли сторонне­го наблюдателя, мы не заглянем в «душу» субъекта. Предпо­ложим, что перед нами охотник, которому в лесу повстречал­ся ручей, через который он не смог никак перейти, найти же дичь он рассчитывает как раз но другую сторону ручья. Он срубает дерево и пытается перебросить его, чтобы перебрать­ся иа противоположный берег. У него сейчас определенная потребность, являющаяся в настоящий момент для него ак­туальной: ему надо перейти на другую сторону, и это застав­ляет его действовать указанным образом. Он вовсе не ставит себе цели возвратиться указанным путем или же использо­вать когда-либо в другой раз этот импровизированный мост. Перекинул мостик и перешел на другой берег — вот и все! После этого сделанный им мост как мост для него уже не су­ществует, он потерял все свое значение. Никто не скажет в данном случае, что наш субъект трудился. Все, вероятно, бу­дут согласны в том, что здесь скорее самообслуживание, чем акт труда.

Однако положение тотчас же изменится, как только мы допустим, что указанный субъект действует не только под импульсом своей актуальной потребности, но и в силу наме­рения соорудить нечто такое, что всегда, а не только в насто­ящий момент могло бы представлять определенную цен­ность. В этом случае перекинутое через ручей дерево освобо­дилось бы от нитей актуальной потребности субъекта, от всей конкретности данной ситуации и превратилось бы для него в реализацию определенной идеи, определенного понятия — понятия моста. Переброшенное через ручей дерево с этого момента в данном случае приобрело бы, так сказать, сверхсубъектное и сверхвременное значение; активация сил субъ­екта вызывалась бы не голым импульсом актуальной потреб­ности, а намерением создать

произведение

,

имеющее объек­ тивную ценность

.

Само собой разумеется, что в этом случае разговор о по­треблении, уходе или обслуживании был бы лишен всякого основания. Несомненно, что здесь мы имели бы дело с бес­спорным фактом труда.

Следовательно, трудовое поведение характеризуется тем, что оно принципиально происходит помимо импульса акту­альной потребности субъекта, и во всяком случае ценность, которая создается в этом процессе, выходит за пределы обу­словленности этой конкретной потребностью:

труд произво­дит продукт

,

содержащий объективный смысл, объективное значение

. Следовательно, он свойствен только существу, име­ющему идею этой объективной значимости, существу, могу­щему перешагнуть за пределы конкретной данности и обла­дающему силой постижения смысла, заключенного в ней; ко­роче говоря, труд возможен для существа, которое обладает способностью понятийного мышления.

Но было бы ошибкой полагать, будто намерение созидать объект, т. е. произведение, имеющее «сверхсубъектное» и «сверхвременное» значение, составляет признак, характери­зующий только трудовое поведение. Ниже мы поведем речь о таких формах поведения, к которым хотя и совсем не при­ложимо название «труд», однако указанный признак мы встретим и у них. Характерным для труда является и то, что он всегда связан с какой-нибудь потребностью, поскольку ценность, созданная в этом процессе, служит всегда цели удовлетворения какой-либо потребности. Отличие в этом от­ношении от форм поведения потребления, ухода и обслужи­вания состоит только в том, что здесь импульсом поведения служит вот эта