– И что ожидается теперь?
– Не знаю. Зависит от Билдо. Почему бы тебе самому его не расспросить – вон он стоит.
В дальнем конце парадной со светлобородым незнакомцем увлеченно беседовал Доггинз. Завидев Найла, он оборвал разговор на полуслове.
– Мы тут как раз о тебе говорим. Это Манефон, мой помощник по зарядам.
Найл сомкнулся предплечьем с бородачом. Манефон оказался кряжистым, широкоплечим парнем с широким добродушным лицом, докрасна загорелым от солнца и ветра. Ручищи вон какие мускулистые. Найлу он тотчас же приглянулся.
– Манефон прибыл в порт сегодня утром. Его не было три недели.
– Тебе пауки никаких препон не ставили? – спросил Манефона Найл.
– И близко не было, – широко улыбнувшись, ответил тот. – Я и не заподозрил, что вообще что-нибудь произошло. Они дали мне бригаду под разгрузку, в город вон доставили на повозке. А начальник вдруг заявляет, что мы с ними вроде как воюем. Доггинз покачал головой.
– Я сам толком не пойму, что вокруг делается. Да и не считаю нужным присматриваться. – Он положил руку Манефону на плечо. – Ты ступай, отправь назад Массига. а затем сходи подкрепись. После этого подходи ко мне домой.
Когда вышли на солнечный свет, Найл увидел с полдюжины членов коллегии, в их числе и Пибуса с Корбином. Они стояли кружком, горячо споря меж собой.
Иголками кольнувшие враждебные взгляды дали безошибочно понять, что речь идет непосредственно о Найле с Доггинзом. Доггинз взял Найла под локоть.
– Пройтись не желаешь?
– Конечно, не откажусь.
Доггинз повел Найла в обход зала собраний, к дороге, ведущей в сторону карьера. Почти все встречные приветствовали Найла (видно, снискал себе популярность); знаки почтения выражали даже жуки. Сам же Доггинз отзывался с некоторой рассеянностью: его, очевидно, снедало беспокойство. Лишь когда они, миновав дома, оказались одни, он, наконец, заговорил:
– Все обстоит хуже, чем я думал. Пауки высылают двух своих на встречу с Хозяином и полным собранием коллегии. То есть, получается, они твердо намерены добиваться примирения.
– А это что, настолько уж плохо?
– Плохо? – Доггинз посмотрел с недоумением. – Да это же крах, черт побери! Это значит, они будут на нас давить, чтобы мы уничтожили жнецы!
– Почему ты так уверен?
– Это элементарно, здесь одно вытекает из другого. Они дали Манефону беспрепятственно пройти через порт. В паучьем городе он видел, что наделал взрыв – полквартала рабов снесено подчистую, – а ему сказали, что это просто досадная случайность. Никто даже заикнуться не пытался о том, что мы штурмовали казармы. То есть они пытаются показать, что готовы простить и обо всем забыть. Их посланники, несомненно, скажут: мол, все снова встало на свои места, поэтому давайте забудем распри.
– Может, они на самом деле хотят мира. – Найл подивился своим словам: ясно, что с языка сорвались случайно.
Доггинз фыркнул.
– Разумеется, хотят, на своих условиях. Они попытаются склонить Хозяина к тому, чтобы он велел уничтожить жнецы и выдать нас.
– Я-то им, может, и не нужен. Я вот только говорил с одним из гужевых и услышал от него, что меня там все считают убитым.
– Вот как! – Доггинз остро глянул на товарища. – Он сказал, почему?
– Сказал, что слышал это от одного из колесничих Каззака.
Доггинз нахмурился, прикусил губу.
– Интересно. Выходит, Повелитель действительно считал, что ему тогда удалось тебя задушить. Значит, он уверен в том, что жуки тебя не выдадут, и полон решимости разделаться каким угодно способом… Тогда, видно, и гадать нечего: главным его требованием будет уничтожить жнецы.
– Но ведь ясно, что Хозяин на это не пойдет?
Доггинз сердито передернул плечами.
– Он старик мудрый, но, думаю, за всю свою жизнь так и не научился хоть сколько-то понимать раскоряк. Он наивно судит обо всех по меркам своей порядочности. – Доггинз заговорил тише, хотя это было вовсе необязательно.
– Между нами, я никак не возьму в толк, как при таком уме можно оставаться таким недотепой.
От этих слов Найла охватило безотчетное волнение. Ему неожиданно открылось, что в ряде случаев существует определенный предел, за которым чувственное восприятие Доггинза полностью притупляется. Такая своеобразная слепота – огромный плюс для слуги, поскольку сосредотачивает весь ум на выполнении сугубо практических задач. Но это означает и то, что он никогда не заподозрит о существовании мира, где деревья томно наслаждаются зыбкой лаской ветра, а цветы выбрасывают искры живой энергии.
Они поднялись на невысокий холм. Трава на противоположном его склоне была бурой, пожухшей, а дальше ее вообще не было – лишь черный выгоревший грунт. Это как раз и был участок, обработанный из жнеца. Метрах в двадцати вниз по склону виднелся вырост, напоминающий крупный валун; приглядевшись внимательней, Найл разобрал, что это опрокинутый на спину мертвый паук, застывший, поджав лапы к середине брюха. Подойдя вплотную, Найл постучал по трупу носком сандалии; обугленная плоть была тверда, как дерево.
