что он чурается коллектива.
Побрег упал на колени, моля о пощаде, невнятно объясняя, что это все от болезни и депрессии и что у него нет женщины, которая согласилась бы стать его временной спутницей. Кончилось тем, что он, расплакавшись, простерся ниц у ног Мага, который, сняв наушники и надвинув на глаза капюшон, безмолвно слушал.
Тифон взглянул на правителя — не скажет ли тот чего. Карвасид хранил молчание, поэтому Тифон, обернувшись к обвиняемому, суровым голосом разъяснил, что при существующем справедливом строе неучастие воспринимается как критика, каковая вносит в ряды смуту. Поскольку поступок этот у Побрега первый, он на три месяца лишается заработка, но если подобное повторится, его ждет тюрьма.
Усач, которого на сцену заволокли два мега, тут же снова простерся у ног карвасида и принялся их целовать, после чего на четвереньках слез со сцены. Зал вздохнул с таким облегчением, будто и сам только что избежал наказания.
Затем наступила очередь блондинки и мужчины с бравой выправкой и фигурой атлета. Их вина заключалась в том, что они, в нарушение закона о раздельном проживании, провели вместе двадцать шесть ночей кряду, да еще и вынашивали план устроить совместный трехдневный отпуск в отдаленной части Евакианской долины (это еще где?). Могут ли они сказать что-либо в свое оправдание? Оба угрюмо промолчали.
Опять не дождавшись реакции Мага, Тифон объявил, что у него нет иного выхода, кроме как назначить полагающееся наказание: шесть месяцев рудников.
Женщина в отчаянии вскрикнула, мужчина же сокрушенно поник. Опустившись на колени, он припал к ногам Мага и взмолился о снисхождении. На этот раз Маг чуть заметно кивнул, отчего женщина облегченно прослезилась. Тифон объявил, что пара предпочла телесное наказание, которое будет должным образом исполнено: три удара плетью мужчине, два женщине.
Мужчина вновь повернулся к Магу и в наступившей тишине севшим от волнения голосом спросил, нельзя ли наказание за двоих принять ему одному.
Тифон снова взглянул на Мага, лицо которого каменно посуровело. В нависшей тишине раздался его чистый, льдистый голос:
«В таком случае женщина избегла бы наказания. Но я сделаю еще одно снисхождение: вы оба получаете по три удара плетью. Тишина!»
Последнее адресовалось залу, по которому прокатился взволнованный рокот.
Оба ослушника потрясенно молчали. Мужчина побледнел так, что, казалось, вот-вот упадет в обморок.
Вперед выступил меги, опустившись на колени к мужчине спиной, поднял свои ручищи на уровень плеч. Найл, сохраняя некую отстраненность, не мог взять в толк, что происходит. Но это, видимо, понимал готовящийся к экзекуции мужчина, который с покорным видом протянул руки, давая мегу возможность их схватить и прижать к своей могучей груди. Мужчина, судорожно, взахлеб вздохнув, тряпичной куклой повис на мускулистой спине выпрямившегося мега.
Вперед выступил второй мег, держа наготове плеть. Удар стеганул так хлестко, что все в зале болезненно сощурились. На спине мужчины мгновенно вздулся рубец, из которого обильно хлынула кровь. Приговоренный висел без движения, он явно лишился чувств. Следующие два удара багровыми полосами вспороли кожу, пустив струйки крови. После этого мег, исполнявший роль козел, выпустил наказанного, и тот грохнулся на пол.
Женщина, стеная, хотела броситься к своему возлюбленному, но что-то ей мешало, отделяя от него словно незримой стеной. Было ясно, что это применяет свою волю карвасид. Вот мег, что с плетью, рванул с ее спины белое платье, оголив несчастную до талии (дальше мешал пояс).
Решив проверить, испытывает ли публика такую же неприязнь, что и он, Найл вживился в мысли и чувства этих людей. Секунду спустя он был потрясен: толпа переживала страх вперемешку с эротическим удовольствием, причем удовольствие преобладало. Стоящая рядом с Найлом женщина смотрела на сцену приоткрыв рот; грудь у нее при этом вздымалась и опадала, как у запыхавшейся бегуньи.
Первый мег снова изобразил из себя козлы, и женщина дала ему обхватить свои руки. Секунда-другая, и она уже свисала с его выпрямленной спины. Первый удар застал ее в сознании: она сдавленно вскрикнула. Ее кожа была нежнее мужской, и крови пролилось больше. От второго удара женщина конвульсивно выгнулась, но не издала ни звука. С третьим она обмякла, потеряв сознание.
Мег выпустил ее тело прямо на лежащего внизу любовника. Экзекуторов сменили двое других мегов и уволокли бесчувственных за руки.
Пришел черед седовласой женщины. Заведуя столовой, она по недогляду испортила тонну провизии, складировав ее вместо холода в тепле. Ее ответ на обвинение почти не был слышен. Да он, в принципе, никого и не интересовал: неказистая внешность и худоба этой доходяги при порке не вызвали бы интереса. Скорее всего, дело ограничится предупреждением. Так оно, собственно, и вышло.
Следующие три дела тоже были рассмотрены быстро. Двое не вырабатывавших норму шахтеров, обвиняемых в хронической лености, предоставили медицинские справки, что у них слабые легкие, и им было приказано пройти обследование в городской больнице. А машинист со второго уровня, которому в вину ставилось периодическое неподчинение начальству, с жаром утверждал, что это все кляузы мастера, изводящего его придирками. Тифон возразил, что мастер здесь ни при чем, а речь идет об общественных устоях, основанных на подчинении начальству, так что обвиняемый приговаривается к шести месяцам исправительных работ в рудниках. Маг на это чуть заметно кивнул.
Последним в ряду был толстошеий рабочий, у которого брюшко выдавало принадлежность к привилегированным слоям, кушающим вволю. Его представили как Друско, бригадира, отвечающего за строительство стены. Обвинение состояло в том, что его бригада отстала от графика, и теперь городская стена до Нового года не будет завершена. Что в свою очередь означало издержки в виде полка солдат, караулящего недоделанный участок.
На вопрос, что он может сказать в свое оправдание, Друско, густо прокашлявшись, севшим голосом ответил, что вина здесь не его, а учетчика со второго уровня, не поставлявшего вовремя и в нужном количестве стенные сегменты. Тифон спросил, ставил ли он эти факты учетчику на вид. Друско сказал, что да и что учетчик валил всю вину на рудокопов — дескать, не справляются. На вопрос, обращался ли он к начальству рудников, Друско ответил отрицательно. Почему? Потому что это забота фабричного учетчика, а не его.
Лицо у Мага за время словопрений заметно омрачилось; было видно, что он с трудом сдерживается.
Тифон, предвосхищая вспышку сиятельного гнева, быстро подытожил:
— Нет, эта забота как раз твоя, поскольку ты отвечаешь за строительство стены.
Друско тупо кивнул. Его толстые губы плаксиво дрожали.
— Шесть месяцев рудников? — спросил Тифон, обращаясь к карвасиду.
Тот строптиво повел головой.
— Нет и нет. Слишком мягко. Шесть ударов плетьми и шесть месяцев рудников.
Друско обморочно побледнел. Чувствовалось, что он сейчас, моля о пощаде, повалится в ноги карвасиду. Это намерение Тифон бдительно упредил, позвав мега, который готовно изогнулся козлами. Зал пытливо смотрел: судя по всему, обвиняемый был многим здесь известен. Наконец жестом отчаяния Друско протянул руки, но не настолько, чтобы гигант мог ухватить их как следует.
В итоге, когда «козлы» распрямились, Друско соскользнул на пол.
— Семь ударов, — бросил Маг.
Сама тихая зловещесть его голоса давала понять, что жизнь обвиняемого висит на волоске. Мег поднял Друско снова, на этот раз надежно.
Найл отвел глаза, не желая видеть, что будет дальше. Но скрыться от посвиста плети и от воплей осужденного было некуда. На третьем ударе вопли стихли: Друско лишился чувств. Хлесткие звуки сделались тише. Коротко взглянув, Найл понял почему. Спина осужденного превратилась в кровавое месиво с лоскутьями плоти, что и приглушало звук.
К окончанию экзекуции Найл уже не скрывал отвращения, которое его попросту душило. Помимо собственно тупой жестокости, эта порка была еще и бессмысленна, ведь договор о мире упразднит
