прочь.
Леди Энид посмотрела ему вслед, затем перевела взгляд на меня. Она смотрела на меня молча. Потом, так и не проронив ни слова, затворила окно.
Я снова остался в палисаднике один. Алфрик убежал – хвала богам, он на этот раз не зарезал меня.
Стало темнее – закрывая луну и звезды, по небу поползли черные лохматые тучи.
Да, Алфрик убежал, но это не значит, что он еще не вернется… И кто знает, что будет тогда?…
Я оказался прав. И часа не прошло, как Алфрик снова появился в саду. Вид у него был явно испуганный, но это не помешало ему снова накинуться на меня.
Заломив мне руки назад, он зашептал:
– О, ты всегда был любимцем отца! Тебя все любят! А меня – никто! А ты знаешь, как это горько?! Знаешь, как мне тяжело? Знаешь?
– Отпусти ты меня, Алфрик. Мне же больно!
– Заткнись! – зло прошипел брат. – А ты думаешь, мне не больно?! Ты думаешь, хоть кто-нибудь, хоть раз спросил меня: Алфрик, а тебе хорошо живется?!
– Но что же ты ко мне-то пристал?
– Заткнись! – снова повторил Алфрик. – Я всегда был для тебя старшим братом и всегда должен был угождать тебе. Я должен был слушаться отца. И тебя! Все время на побегушках. «Алфрик, сходи туда! Алфрик, принеси то!»
О, боги! Старая песня!
– Но… – начал я.
Алфрик не дал мне говорить, но на этот раз он не сказал мне «заткнись!» Он зашептал:
– Гален, ты должен мне помочь. Ты умный, обаятельный, красноречивый. Ты ведь умеешь писать стихи, правда, Гален?! И я прошу, прошу тебя: напиши стихи для меня, а? Стихи, которыми я мог бы покорить сердце леди Энид! Самые прекрасные стихи для самой прекрасной леди! И, я, Ласка, я буду признателен тебе. Я, если хочешь, заплачу тебе.
Он замолчал и тупо уставился на окно леди Энид.
– Она больше не выглянет в окно, – покачал я головой. – Впрочем, Алфрик…
Я беззвучно зашевелил губами. Потом сказал вслух:
О, леди Энид, поглядите в окно…
Алфрик недоуменно уставился на меня:
– Что?
О, леди Энид, поглядите в окно, – повторил я. – Ты же сам просил меня написать стихи. Это первая строчка.
Я поставил правую ногу на камень, а руками задвигал так, словно играю на лютне.
– Не понял… – Алфрик все так же недоуменно смотрел на меня.
– Ты просил меня написать стихи, так? – стал я терпеливо втолковывать брату. – Вот я и придумал первую строчку.
– Ах! – радостно воскликнул Алфрик. Вон оно что! Будь добр, повтори мне эту строчку…
О, леди Энид, поглядите в окно, – покорно повторил я.
О, леди Энид, поглядите в окно, – завопил тут же Алфрик, глядя на окно леди Энид.
Но она не выглянула в окно. Из окна только слабо струился свет. Может быть, она уже спит?
Впрочем, надо было придумывать вторую строку.
И я сказал:
– Что? Что ты там бормочешь?
– Это вторая строка. Запоминай, Алфрик: Под музыку неба танцуют деревья. Или нет. Лучше так: Под музыку неба деревья танцуют. Запомнил?
– А чего тут не запомнить? – обиделся брат. – И потом, это у тебя про сад и луну получилось. А девушкам хочется, чтобы стихи были про них!
– Нет, ты не прав, Алфрик, – стал защищать я свое творчество. – В этой строчке – настроение. Вот представь: любящий видит свою возлюбленную…
Алфрик выслушал меня, кивая головой, а потом громко крикнул:
Мы услышали: окно в комнате леди Энид приоткрылось, послышался чей-то сдержанный смех.
А я тотчас произнес еще две строчки:
– Что? Что? – переспросил меня брат.
– Ну что ты все время меня переспрашиваешь, Алфрик?! – зло ответил я. – Если не слышишь, прочисти уши. Или я кричать должен?! Это же не боевой приказ. Это лирические стихи. Серенада. Романс.
