людям, к обществу; интеллектуальная интуиция, проявляющаяся в неожиданном проникновении ума в физические и метафизические законы; религиозная интуиция, проявляющаяся в познании отношений человека к космосу и сознании космоса как целого.
Эти высшие виды интуиции нельзя смешивать с низшими видами интуиции, особенно сильно проявляющимися у животных, у дикарей, у которых не развито логическое мышление, и у всех людей в те моменты, когда не действует способность логического размышления.
Низшие виды интуиции образуются из слияния простых эмоций с представлениями.
Высшие виды интуиции образуются из слияния высших сложных эмоций с понятиями и идеями.
И если первые слова ребенка, выражающие представления, являются чем-то высшим по отношению к мяуканью кошки, выражающему ощущение, то и по отношению к нашим словам и к обыденной речи должно явиться нечто высшее. Это высшее мы видим в искусстве: в художественных символах и аллегориях, в 'образах' и пр. Очевидно, что высшее должно развиваться дальше и давать возможность выражать все новые и новые ряды впечатлений, все более и более широкие круги идей и понятий одновременно с относящимися к ним эмоциональными тонами.
Эмоциональные тона жизни пока лучше всего выражает музыка, но зато она совсем не выражает понятий. Поэзия стремится выражать то и другое вместе.
В искусстве мы уже имеем первые опыты языка будущего. Искусство идет в авангарде психической эволюции.
Мы еще не вполне ясно отдаем себе отчет, в какие формы выльется развитие человеческих способностей. Но мы уже можем сказать, что формы сознания и способы выражения их непрерывно эволюционируют и кроме известных нам форм должны образовывать новые.
В настоящий момент у нас есть три единицы психической жизни -ощущение, представление, понятие (и идея), и начинает образовываться четвертая единица — высшая интуиция.
Теперь — если идея Канта верна, если пространство с его характеристиками есть свойство нашего сознания, а не внешнего мира — то трехмерность мира должна так или иначе зависеть от настоящего устройства нашего психического аппарата.
Вопрос конкретно можно поставить так: в каком отношении к трехмерной протяженности мира стоит тот факт, что в нашем психическом аппарате имеются, и именно в указанном отношении, — ощущения, представления и понятия?
Мы обладаем таким психическим аппаратом, и мир трехмерен.
Как доказать, что трехмерность мира зависит от такого устройства нашего психического аппарата?
Несомненно, доказать или опровергнуть это можно бы было только при помощи опыта.
Если бы мы могли изменить свой психический аппарат и увидели бы при этом, что изменился мир кругом нас, то это было бы для нас доказательством зависимости свойств пространства от свойств нашего сознания.
Например, если бы мы могли к трем существующим у нас единицам психической жизни прибавить четвертую, то есть сделать высшую интуицию, существующую сейчас только в зачаточном виде, такой же определенной, точной и действующей согласно нашей воле, как понятие, — и если бы при этом увеличилось число характеристик пространства, то есть если бы пространство из трехмерного стало четырехмерным, — то это подтвердило бы наше предположение и доказало бы идею Канта, что пространство с его свойствами является формой нашего чувственного восприятия.
Или если бы мы могли уменьшить число единиц в нашей психической жизни и произвольно лишить себя или другого человека понятий, оставив психику действовать только представлениями и ощущениями, — и если бы при этом уменьшилось число характеристик пространства в окружающем мире, то есть если бы мир для испытуемого субъекта стал из трехмерного двумерным, а при дальнейшем ограничении психического аппарата, то есть при лишении субъекта и представлений — одномерным, — то это подтвердило бы наше предположение, и мысль Канта могла бы считаться доказанной.
Таким образом, экспериментально идея Канта была бы доказана, если бы мы убедились, что для существа, обладающего одними ощущениями, — мир одномерен; для существа, обладающего ощущениями и представлениями, — мир двумерен; и для существа, обладающего сверх понятий и идей еще высшими формами познания, — мир четырехмерен. То есть, говоря яснее, положение Канта о субъективности представления пространства можно бы было считать доказанным: а) если бы для существа, обладающего одними ощущениями, весь наш мир со всем его разнообразием форм казался одной линией; если бы Вселенная этого существа имела одно измерение, то есть если бы это существо было одномерным по свойствам своего восприятия; и б) если бы для существа, кроме способности испытывать ощущения обладающего еще способностью образовывать представления, мир имел бы двумерную протяженность, — то есть если бы весь наш мир с голубым небом, с облаками, с зелеными деревьями, с горами и с пропастями — казался ему одной плоскостью; если бы Вселенная этого существа имела только два измерения, то есть если бы это существо было двумерным по свойствам своего восприятия.
Короче — положение Канта будет доказано, если мы увидим, что число характеристик мира изменяется для субъекта в зависимости от изменения его психического аппарата.
К сожалению, такой опыт проделать невозможно, — ограничивать произвольно свой или чужой психический аппарат мы не умеем. Поэтому мы должны искать другие способы доказательства.
Если невозможен опыт, — может быть, возможно наблюдение.
Мы должны поставить вопрос: нет ли на свете существ с психикой выше или ниже в нужном нам отношении?
Существ с психикой выше нашей, существующих в условиях аналогичных с нашими, мы не знаем. Но существа с психикой ниже нашей, несомненно, есть -это животные.
Мы не знаем только, ограничена ли психика животных именно так, как нам нужно, — и должны внимательно разобрать все, что мы по этому вопросу знаем.
Говоря вообще, в чем заключается отличие психики животного от психики человека — мы знаем очень плохо; в обычной 'разговорной' психологии не знаем совсем. Обыкновенно мы совсем отрицаем у животных рассудок или, наоборот, приписываем им свою собственную психологию, только 'ограниченную', но как и в чем, мы не знаем, — и тогда мы говорим, что у животных не разум, а инстинкт, то есть как будто какой-то не сознающий себя, а автоматический аппарат. Вообще, что именно значит инстинкт, мы представляем себе очень плохо. Я говорю не только о публике, но и о 'научной' психологии.
Попробуем разобрать, что такое инстинкт и какова психика животного.
Прежде всего рассмотрим действия животного и определим, чем они отличаются от наших. Если это действия инстинктивные, то что это значит?
Какие действия бывают вообще и чем они различаются?
Мы различаем у живых существ действия рефлективные, инстинктивные, сознательные и автоматические.
Рефлективные действия — это просто ответы движением, реакции на внешние раздражения, происходящие всегда одинаковым образом, безотносительно к полезности или неполезности, к целесообразности или нецелесообразности их в данном случае. Начало их и их законы вытекают из простой раздражаемости клетки.
Что такое раздражаемость клетки и каковы эти законы?
Раздражаемость клетки называется ее способность отвечать движением на внешние раздражения.
Опыты с простейшими живыми одноклеточными организмами (как морская звезда, амеба) показали, что раздражаемость действует в строго определенных законах.
Клетка отвечает движением на внешнее раздражение.
Сила ответного движения увеличивается при увеличении силы раздражения, но точной пропорциональности установить не удалось.
Для того чтобы вызвать ответное движение, раздражение должно быть достаточно сильно.
Всякое испытанное раздражение оставляет в клетке некоторый след, делающий ее более восприимчивой к новым раздражениям. Это мы видим из того, что на повторное раздражение одинаковой силы клетка отвечает более сильным движением, чем на первое. И если раздражение повторяется дальше,
