— Простите, ваше превосходительство. Просто…
— Что просто?
— Я рад, что вы вернулись, Герман Густавович. Теперь снова что-то начнет происходить.
— Гм… — поперхнулся я чаем. — Тебе мало этих погорелых горных чинов?
— Да уж, — легко согласился секретарь. — От господина майора из Томска пришло известие, что шестого августа пожары также охватили Тюмень. Огнем уничтожена вся заречная половина города. А четырнадцатого вспыхнуло в Сузуне. Сильно поврежден монетный двор. Сгорели дотла гауптвахта и заводоуправление. Пытавшегося в ночь на пятнадцатое августа запалить губернский суд в Томске, томского же мещанина, сторожа насмерть забили палками. Отдельные возгорания девятнадцатого, двадцатого и двадцать первого отмечены в Колывани, Мариинске и Кузнецке. Киприян Фаустипович усматривает в этом распространившемся поветрии признаки всесибирского злого умысла…
Я так смеялся, что даже слезы из глаз выступили.
— Фу-у-ух, прости Господи, — наконец отдышался я. — Вот дурость-то где… всесибирская… Хе-хе… Господин майор не усматривает в этом… блин, поветрии летнюю засуху и отвратительнейшее состояние пожарных служб?
— Не могу знать, ваше превосходительство, — нейтрально отговорился Карбышев. — Известие пришло лишь позавчера, с большой почтой.
— О!
Пробуя высчитать время реакции царской семьи на мои… попытки изменить историю, я установил для себя срок – двадцатые числа сентября. Начиналось двадцать шестое сентября, а меня никто не трогал и ничего от меня не хотел. Кроме местечковой суеты, конечно. И только сейчас до меня дошло – в чем собственно дело!
Но сначала, я должен объяснить – как именно работает почта в Российской империи, и почему письма от Петербурга до Томска добираются гораздо быстрее путешествующих тем же маршрутом людей. А главное – почему в Барнаул корреспонденция приходит с существенным опозданием.
Итак, вы – житель столицы – запечатали конверт, наклеили марки и отнесли свое послание на почту. Писари сверили адрес с перечнем населенных мест империи, проверили достаточность оплаты, проставили штемпель и сунули письмо в мешок. Как только поклажа на нужное направление наберет определенный вес, ее положат в первую же повозку к извозчику. И он не имеет права отказаться, если намерен пользоваться перекладными почтовыми лошадьми.
На следующей станции, пока первый кучер отдыхает и меняет коней, мешок добавят к грузу тому, кто уже трогается. И так далее, пока запечатанная пломбами поклажа не доберется до окружной станции. Там пломбы вскроют, добавят местные письма, отделят те, что требуется раздать адресатам в данном округе, и отправят дальше. Зимой, по санному пути письмо будет передвигаться не медленнее чем триста верст в сутки. Летом – двести. Весной и осенью, в распутицу – сто-сто пятьдесят. При самом отвратительном состоянии дорог, от Санкт-Петербурга до Томска ваше письмо доберется не позднее, чем на шестнадцатый день. Вот так-то! Теперь сравните со сроками доставки посланий Почты России начала двадцать первого века…
Предназначенную для горной столицы Алтая корреспонденцию отделяют от всей массы в Каинске. Потом, она пересылается в Колывань, где ждет, пока не наберется нужная масса. И лишь после этого – едет в Барнаул. Бывает, особенно в неспешную летнюю пору, алтайский мешок и по неделе лежит без движения. Зато единовременно приходит сразу много всего. И газет с журналами и писем с посылками. Большая почта – короче.
— Для меня… — голос обзавелся предательской хрипотцой, и мне пришлось прокашляться, чтоб взять себя в руки и продолжить. — Для меня что-либо в почте есть?
— Да, конечно, Герман Густавович. Вот. Я посчитал нужным отделить обычные прошения и доносы. Остальное – вот.
И протянул мне четыре обычных серо-коричневых конверта.
Да, Герочка! Я болван и неврастеник. Конечно, глупо было ждать известий от царя с обычной почтой. Естественно я подозреваю о существовании фельдъегерской службы. И хватит на этом!
— Герман Густавович? Вам не хорошо? У вас сейчас лицо такое…
Хотелось выматериться от души, загнуть что-нибудь этакое, в лучших традициях флотских боцманов или прорабов со стройки. Или рыкнуть на ни в чем не повинного Мишу. Устал я что-то от ожиданий. Хотелось уже, чтоб все решилось. Так или иначе – уже и не важно.
А еще я ощутил невероятной силы приступ одиночества. Подумалось вдруг, что в этом огромном, чудном и чудесном новом для меня мире нет ни единого действительно близкого человека. Партизанствующему в потаенных глубинах разума Герману не пожмешь руку и не взглянешь в глаза. Не выплачешься в жилетку и не разопьешь с ним бутылочку-другую.
Один я был. Абсолютно один… И один на один со своим Долгом.
— Все хорошо, Миша. Все хорошо… Так что-то… Задумался… Начинай отчет о ваших с господином штабс-капитаном изысканиях. Чего нарыли? И когда должен явиться Варешка?
Карбышев принялся рассказывать, а я – удивляться. Потому что следователи из политических полицейских были, прямо скажем – никакие. По большому счету, за месяц, что они уже в Барнауле баклуши били, кроме как опросить арестованных Горной полицией ссыльных и туземных мещан, сдававших несчастным полякам жилье, они ничего и не сподобились сделать.
— Конечно, нисколько не претендую на лавры нашего дражайшего Иринея Михайловича, — хмыкнул я. — Но одно могу сказать со всей определенностью – вы упустили очень и очень важные улики! Во-первых, вам просто необходимо отметить на схеме города места возгораний. Надеюсь, свидетелей этим событиям вы отыскали? Ну и отлично! Потом, выясните какого направления дул в те дни ветер, было сухо или шел дождь и так далее. Этим мы отделим намеренно подожженные дома от тех, что загорелись попутно, из-за ветра. Очень важно отметить время начала пожаров. И вызнать – где именно в примерно это время находились наши подозреваемые. Есть ли, кто подтвердит, что их видел. Понял? Отлично. Но главное, после того, как мы выясним, кого именно подожгли, выспросить погорельцев – не ссорились ли они с кем- то последнее время? Не заводили ли врагов или соперников. Не ходили ли хозяева на сторону, и не ловил ли их обманутый муж…
— Феноменально! — прошептал секретарь-поручик.
— Ничего сложного, для… — блин, для кого? Для прочитавшего на досуге пару тысяч детективов? Для чиновника, которому ежедневно на стол ложилась сводка совершенных за сутки в области преступлений? Для среднего телеобывателя, сидящего на 'игле' бесконечных 'ментовских' сериалов? — Для разумного, умеющего рассуждать логично человека. Неужели жандармских офицеров не обучают вести следствие?
— Это мне неизвестно, ваше превосходительство. Быть может в столице…
Полицейская школа! Срочно требуется училище для сотрудников правоохранительных органов. С ростом общего экономического благосостояния будет расти и число всевозможных убийц, грабителей и мошенников. И если уже сейчас не озаботиться обучением профессиональных сыскарей и специалистов по профилактике – очень скоро мы получим такой разгул преступности, что по вечерам на улицу страшно станет выходить. А если еще учесть, что продажа огнестрельного оружия в империи никак не регламентируется, так и вообще! Жуть!
Достал свой чудесный блокнотик и записал. На это необходимо изыскать средства и подобрать людей. Еще бы научиться, как Хоттабыч – выдернул волосинку из ноздри – получил грамотного и честного полицмейстера, из бороды – сотню таких же чиновников. В затылке почесал – десяток преподавателей сыскного искусства… А то, оглянулся – и выбрать некого. Читать с грехом пополам и то только один из шести умеет. А уж чтоб профессионалы… Я вот о прохиндее водочном надзирателе думал, а кем его заменить? В голове один Хныкин из Каинска крутится. Кадровый голод жесточайший, и нет от него пока спасенья.
Глава 8
Роза барнаульских ветров
