моде – не красавица – мала ростом, даже – миниатюрна, и с небольшой грудью. Тщательно уложенные в замысловатую прическу каштановые волосы, небольшое, лисье, остренькое личико. Детские, узенькие ладошки и тоненькие руки. Чего же такого этакого Платонов в ней нашел-то? — Вашей милости уповаю. Я еще так молода…
Она вытянула из рукава платочек и потянула его к глазам. Я хмыкнул. 'Ты, деточка, еще заплачь' — поддакнул Гера.
Петр Александрович Бутковский – отец Карины, получил дворянское звание за исследования в области медицины. Издал труды, хорошо известные в лекарской среде. Дионисий Михайлович влет назвал три или четыре, но одно – 'Душевные болезни, изложенные сообразно началам нынешнего учения психиатрии' – я запомнил. Психотерапевт, психоаналитик, психолог, психиатр – в девятнадцатом веке еще не существовало разделения этих профессий. Психология, как наука только зарождается. Моему старому лекарю фамилии Юнга и Фрейда ни о чем не говорили, но работы доктора Бутковского он хвалил.
Карина Петровна была умна. И имела представление о человеческой психологии. Во всяком случае, дознаватели так и не смогли обвинить ее в чем-нибудь сколько-нибудь серьезном. Даже несмотря на то, что солдаты нашли в ее доме небольшой госпиталь, где оправлялись от ран бунтовщики. Карбышев даже всерьез предлагал мне взять с собой револьвер…
— Перестаньте, госпожа Бутковская, — может быть, излишне резко выдохнул я. — Я пришел сюда за правдой, а не…
— Отчeго ше не послать полицейских? — криво улыбнулась девушка.
— Я и есть самый главный в губернии полицейский. Что же вам еще? Расскажите, что произошло между вами и господином Платоновым, чтоб я мог решить судьбу вашего брата…
Слезы у нее все-таки полились, и зубы стучали по краю стакана с водой, который немедленно принесла выметнувшаяся откуда-то из глубин дома страшненькая, рябая служанка. Пришлось ждать, пока она не соберется с силами, чтоб говорить членораздельно.
Как я и предполагал, коллежский советник Платонов ее попросту содержал. Со всеми вытекающими, так сказать. А что еще ей оставалось? Работать руками она не умела. В местную больницу даже сиделкой, и даже несмотря на познания в медицине, ее не взяли. А на руках брат – слабоумный калека.
Ни о каких серьезных намерениях и речи не шло. И до какого-то времени это всех устраивало. Чиновник пару раз в неделю посещал ссыльную, не забывая оставлять немного денег или чего-то стоящие подарки. Карина откладывала, как могла, будучи уверенной в недолговечности такой связи, но к моменту, когда все-таки произошел разрыв отношений, скопила не так много.
В августе у одного из чиновников горного правления, кажется бухгалтера Сохинского, случилось день рождения. В Барнауле праздновали всегда с размахом, но тут именинник и вовсе расстарался. Море водки, цыгане, музыканты. Приглашены все сколько-нибудь значимые лица города.
Уже ночью, кто-то из гостей попенял Платонову, что тот, дескать, так и не похвастался польской любовницей. Хорошенько подвыпивший коллежский секретарь отправил бричку.
— О! Они так говорили со мной, будто я продажная девка, — сверкая глазами от ярости, рассказывала Карина Петровна. — Совали ассигнации и требовали, чтоб я снимала одежду! Хватали…
Она пыталась терпеть. Понимала, что по большому счету заслуживает такого к себе отношения. Терпела и отшучивалась, старалась быть поближе к Платонову, надеясь, что тот ее защитит. Пока не поняла, что он ведет себя точно так же, как другие.
Кончилось развлечение для господ чиновников звонкой пощечиной по чьей-то – она совсем не знала имен местного начальства – физиономии и бегством с этого праздника жизни. Добравшись до дома, она без сил рухнула на кровать и ревела несколько часов подряд. И напуганный глупый маленький брат пытался ее утешать. А на следующий день отправился мстить.
— Прошу вас, ваше превосходительство, — девушка тихо сползла со стула и встала на колени прямо передо мной. — Я на все готова. Пощадите только моего неразумного брата!
'Давай! — орал внутри мозга Гера. — Ну давай же! Не сиди так!'
Стало жарко. Я нервно дернул непослушные крючки неудобного воротника. Карина, словно только и ожидая этого сигнала, ловкими пальцами вскрыла мой кафтан полностью, и взялась за мелкие пуговки на брюках.
— Сейчас, — как-то даже ласково, шептала она. — Сейчас, мой хороший…
Сердце давило. Каким-то краешком разума я осознавал, что поступаю неверно. Что желания моего тела постыдны, и что я пользуюсь беспомощностью этой несчастной. Но тот, кто во мне сидит уже успел захватить власть, завалить пышущими голодной яростью гормонами остатки вяло обороняющейся совести. Я потянулся к застежкам ее скромного платья.
Потом, уже загнав удовлетворенного Германа обратно в клетку, лежал, смотрел на худенькое, с выпирающими ребрами, ключицами и тазовыми костями, тело Карины, и думал. А тема этих размышлений тихонько сопела мне в подмышку.
Господи! Что же я наделал?!
Понятно, что брата этой девчушки с удивительно безволосым телом и угловатой попкой, выручить совсем просто. На самом деле достаточно собрать комиссию авторитетных докторов, признающую Ивана клиническим идиотом. По законам империи такие люди, буде они совершат что-либо противоправное, подлежат отправке в дом презрения особого, закрытого, словно тюрьма, типа. Другое дело, что в Сибири ни одного такого заведения не существует. Как впрочем, и на Дальнем Востоке. Что само собой подразумевает разлучение брата с сестрой. И вряд ли именно этого добивается полячка таким экзотическим способом.
Однако можно обойтись и без комиссий. Только тогда необходимо еще прошение о помиловании бестолкового братика от Карины на имя генерал-губернатора. Еще дорогой, прислушиваясь к отдаленному уханью пушки, решил для себя, что если девица Бутковская не окажется какой-нибудь стервой, заставлю ее написать такое прошение. Планировал, правда, что адресовано оно будет милосердному Томскому губернатору, а не генерал-лейтенанту Дюгамелю, но теперь, после того как этот сексуальный маньяк буквально набросился на ссыльную, такой документ может в какой-то мере меня скомпрометировать.
Конечно, Герочка, злыдень ты наш писюкатый, у каждого должна быть какая-то слабость. Человек без грешков вызывает подозрение и недоверие. Но достойна ли вот эта… девочка стать нашей с тобой слабостью? Милым грешком, вполне в рамках нынешней морали? Нашей содержанкой?
И не надо фыркать. Ишь, моду взял, отделываться междометиями! Когда ты тут напал на бедную девчушку, как какой-то Тарзан, ты же о последствиях не думал?! Вот чего теперь с ней делать? Была бы дура какая-нибудь, или из крестьян, так спровадили бы ее на дальний хутор, где болтовню и слушать бы некому было. Так нет, дворянка, неплохо образована и умна. Такая, при большом желании, и до царицы с жалобами дойти может. А тогда, нам с тобой, сексуальный террорист, не поздоровится. Так что будем готовиться к худшему…
Карина сладко потянулась и закинула ногу мне на живот. Я в задумчивости стал гладить ее по спине, как ласкают кошку, примостившуюся на коленях…
Итак, представим себе, что это милое, трущееся носом о мою грудь и дрожащее от ласк существо, на самом деле преследует несколько иные цели. Что если в действительности, она решила одним так сказать выстрелом, убить двух зайцев… Да-да, Герочка, один из них – ты, кролик наш ненасытный! Ну конечно она хотела выручить брата, но что если второй целью она себе определила нас с тобой Герман Густавович? Затащить губернатора под венец – это уж чересчур, с ее-то репутацией, а вот увлечь надолго, получить какое-то влияние, стать официальной любовницей, 'куковать' по ночам нужное другим людям и стричь за это дивиденды? Вероятно? Более чем! Экак она…
Она закусила губу и тихонечко сдвигала руку с моей груди все ниже и ниже, пока не добралась куда хотела. Вот уж не ожидал от себя… Ладно этот немецкий недоросль, но я-то куда… Ссыльнопоселенка ничуть не стеснялась наготы, и умела добиваться того, что хотела. И чего, как ни странно для моего пресыщенного такими развлечениями еще в прошлой жизни разума, вдруг захотел и я.
Пришлось на некоторое время прервать раздумья. Трудно, знаете ли, напрягать мозг, когда кровь приливает совершенно к другим органам…
Давно, в другое время и в другом мире, полторы сотни лет вперед, читал статью, в которой утверждалось, что во время полового акта организм, и мужской и женский, выделяет какой-то особенный вид гормона, действующий как слабый наркотик. Причем, при упорядоченной половой жизни, человек
