Застигнутый врасплох Джонас так растерялся, что у него недостало духу разжать руки старика, и он стоял, глядя на него, в потемках, не смея шевельнуть и пальцем. Единственное, на что он отважился, – это спросить Чаффи, что с ним такое.
– Я хочу знать, что вы с ней сделали! – настаивал Чаффи. – Вы ответите за каждый волосок на ее голове. Бедняжка! Где она?
– Что с вами, полоумный вы старик! – дрожащими губами выговорил Джонас. – Или вы рехнулись?
– Можно было рехнуться от всего, что я видел в этом доме! – воскликнул Чаффи. – Где мой старый хозяин? Где его единственный сын, которого я качал на коленях ребенком? Где она, та, что была последней? Та, что таяла на моих глазах день за днем и плакала во мраке ночи? Она была последней, последним моим другом! Помоги мне, господи, она была последним моим утешением!
Видя, что слезы катятся по его лицу, Джонас набрался храбрости: он оторвал от себя его руки и отшвырнул его, прежде чем ответить.
– Вы слышали, что я спрашивал про нее! Вы видели, что я посылал за ней! Как же я могу отдать вам то, чего у меня нет, вы, идиот? Ей-богу, я бы с радостью отдал ее вам, если б мог, отличная бы вышла парочка!
– Если с ней что-нибудь случилось, – вскричал Чаффи, – берегитесь! Я стар и выжил из ума, но иногда память возвращается ко мне, и если с ней что-нибудь случилось…
– Подите вы к черту, – прервал его Джонас, не повышая голоса, – что с ней могло случиться, по- вашему? Я, так же как и вы, не знаю, куда она девалась, а хотел бы знать. Подождите, пока она вернется домой, тогда увидите: теперь она скоро должна прийти. Довольно с вас этого?
– Берегитесь! – воскликнул старик. – За каждый волосок на ее голове, за каждый волосок вы ответите мне! Я этого не потерплю. Я… я слишком долго терпел, Джонас. Я молчу, но… но… но могу и заговорить. Я… я… я могу и заговорить, – заикаясь, бормотал старик, с трудом волоча ноги к креслу и обратив на Джонаса угрожающий, хотя и потухший взгляд.
«Ты можешь заговорить, вот как? – подумал Джонас. – Ну-ну, так мы заткнем тебе глотку. Хорошо еще, что я узнал об этом вовремя. Лучше предупредить болезнь, чем лечить ее».
Он то пробовал запугать Чаффи, то старался его задобрить и в то же время так боялся старика, что крупные капли пота выступили у него на лбу и стояли не просыхая. Необычный для него тон и беспокойные движения достаточно ясно показывали, что он боится, но особенно это видно было по его лицу теперь, когда внесли свечи, и он зашагал по комнате, то и дело поглядывая на Чаффи.
Он остановился у окна в раздумье. Лавка напротив была освещена, и торговец с покупателем склонились над стойкой, читая какое-то печатное объявление. Это зрелище мгновенно вернуло его к мысли, о которой он на время позабыл: «Слушайте! Вы знаете про это? Уже нашли? И подозревают меня?»
Чей-то стук в дверь.
– Что такое?
– Приятный вечер, – произнес голос миссис Гэмп, – хотя и жарко, но чего же другого ожидать, мистер Чезлвит, господь с вами, когда огурцы по два пенса за тройку. Как чувствует себя нынче мистер Чаффи, сэр?
Говоря это, миссис Гэмп держалась что-то уж очень близко к дверям и приседала чаше обыкновенного. Казалось, она чувствовала себя далеко не так свободно, как всегда.
– Отведите старика в его комнату, – сказал Джонас ей на ухо, подойдя к ней поближе. – Он заговаривается нынче вечером, совсем рехнулся. Не говорите при нем ничего, а потом опять приходите сюда.
– Ах он, мой голубчик! – воскликнула миссис Гэмп необыкновенно ласково. – Весь дрожит!
– Как же ему не дрожать, – заметил Джонас, – после такого буйного припадка. Ведите его наверх. Миссис Гэмп помогла старику подняться на ноги.
– Вот так, дорогой мой старичок! – приговаривала миссис Гэмп голосом, который был в одно и то же время и успокоительным и ободряющим. – Вот так, миленький мой мистер Чаффи! Ну пойдем, пойдем в вашу комнатку, сударь, вы там полежите немножко на постельке, а то ведь вы весь трясетесь, будто ваши драгоценные косточки ходят на пружинах. Вот так, мой хороший! Пойдем вместе с Сарой.
– Она вернулась домой? – спросил старик.
– Она сию минуту вернется, – отвечала миссис Гэмп. – Идемте с Сарой, мистер Чаффи. Идемте со своей родной Сарой!
Добрая женщина не имела в виду никого в особенности; обещая скорое возвращение той особы, о которой беспокоился мистер Чаффи, она сболтнула это для того, чтобы успокоить старика. Однако ее слова оказали свое действие, он позволил себя увести, и оба они ушли из комнаты вместе.
Джонас опять подошел к окну. В лавке напротив все еще читали печатное объявление, и теперь вместе с теми двумя читал кто-то третий. Что это могло быть, отчего они так заинтересовались?
Они о чем-то заспорили или начали обсуждать что-то, так как все разом подняли голову от бумаги, и один из троих, который заглядывал через плечо другому, отступил назад, объясняя или показывая что-то жестом.
О, ужас! Как это похоже на тот удар, что он нанес в лесу!
Он отпрянул от окна, словно удар нанесли ему самому. Шатаясь, опустился он в кресло, думая о перемене в миссис Гэмп, которая выражалась в новоявленной нежности к ее пациенту. Неужели это оттого, что нашли? Оттого, что она уже знает? Оттого, что она подозревает его?
– Мистера Чаффи я уложила, – сказала миссис Гэмп, возвратившись, – может, и польза ему от этого будет, мистер Чезлвит; вреда не будет, а польза может быть, не беспокойтесь!
– Сядьте, – хрипло сказал Джонас, – и давайте покончим с этим делом. Где другая женщина?
– Другая особа теперь с ним, – отвечала она.
– Ну и правильно, – сказал Джонас. – Его нельзя оставлять одного. Ведь он на меня набросился нынче – вцепился вот сюда, в воротник – прямо как бешеная собака. Хоть он и старый и сил у него нет в обыкновение время, а тут я его еле оторвал. Вы… Тс-с! Нет, нет, ничего… Вы говорили мне, как зовут другую женщину? Я позабыл.
– Я упоминала Бетси Приг, – сказала миссис Гэмп.
– На нее ведь можно положиться?
– Никак нельзя! – сказала миссис Гэмп. – Да я ее и не привела, мистер Чезлвит. Я привела другую, вот эта уж действительно подходящая во всех отношениях.
– Как ее зовут? – спросил Джонас.
Миссис Гэмп посмотрела на него довольно странным взглядом, ничего не отвечая, хотя, по-видимому, поняла вопрос.
– Как ее фамилия? – повторил Джонас.
– Ее фамилия, – сказала миссис Гэмп, – Гаррис.
Удивительное дело, каких усилий стоило миссис Гэмп выговорить фамилию, которая в другое время не сходила у нее с языка. Она раза три или четыре раскрывала рот, прежде чем ей удалось произнести ее; а после того как выговорила, прижала руку к груди и закатила глаза, словно собиралась упасть в обморок. Но, зная, что она подвержена целому легиону всяких болезней, при которых время от времени требуется глоточек спиртного дли поддержания ее жизни и которые проявляются с особенной силой, когда этого лекарства нет под руками, Джонас подумал только, что у страдалицы, должно быть, как раз такой приступ.
– Ну, – сказал он торопливо, чувствуя, что совершенно неспособен сосредоточить свое рассеянное внимание на этом предмете, – так вы с ней вдвоем беретесь ходить за ним?
Миссис Гэмп ответила утвердительно и еле-еле выговорила обычную свою фразу: «По очереди: одна дежурит, другая свободна». Но она говорила таким дрожащим голосом, что сочла необходимым прибавить: «Нервы у меня нынче что-то так разошлись, никакими словами не описать!»
Джонас вдруг насторожился, прислушиваясь; затем поспешно сказал:
– Из-за условий мы с вами не поссоримся. Пускай будут такие же, как раньше. Держите его взаперти и не давайте ему болтать. Его надо приструнить. Нынче вечером он забрал себе в голову, что моя жена умерла, и набросился на меня, как будто я ее убил. Это бывает с полоумными, вообразят себе эдакое про самых своих близких, верно?
