Одышливый толстяк Козырин представлялся Джулии легкой добычей. Он презирал охрану, махнув рукой на собственную безопасность.
«Чему быть — того не миновать!» — таков был лозунг его жизни.
При нем находился только его охранник–водитель, который таскал с собой «дипломат», набитый спиртным. Козырин постоянно прикладывался к бутылке, но внешне казался трезвым.
Что удивительно, при таком пьянстве он был принят во всех организациях, причастных к таможенным делам. Лучше Козырина никто не мог рассчитать маршрут фур с ценным товаром таким образом, чтобы при растаможке заплатить сущую ерунду и остаться с большим наваром. Стоило дойти до дела — и пропитые мозги Козырина тут же начинали работать, как высокоскоростной компьютер.
Мало того. Он помнил наизусть все таможенные положения и уложения всех стран, с которыми имели торговые отношения его деловые партнеры. Он мог на память назвать нужный пункт таможенного устава, который освобождал товар от пошлин. Если же дело было связано с конкурентами, мог в том же уставе таможни найти пункт, при котором тот же товар облагался налогом так, что его было проще утопить в море.
Мозги отказывали Козырину только в одном случае когда дело касалось маленьких девочек–школьниц. Старый развратник никогда не работал в промежутке между двенадцатью и двумя часами дня. В это время его машина стояла напротив какой?нибудь школы или гимназии. Козырин сидел, сжимая в одной руке мощный бинокль и поедая глазами ни о чем не догадывающуюся малолетку, а другой рукой ожесточенно качал свой половой насос.
Иногда он покидал машину и устремлялся к школе, пытаясь вступить в разговоры с детьми, уговаривая, предлагая деньги. Некоторые соплячки соглашались: кто за деньги, кто за «Сникерс». Ведь взрослый дядечка с ними ничего не собирался делать. Надо было только отойти за угол школы и постоять со спущенными трусиками, лаская при этом рукой у себя между ног, пока «дяденька» страстно занимался самоудовлетворением.
Наблюдавшей за ним Джулии был глубоко противен Козырин. Но ей не хотелось лишать его жизни тут же, на глазах у детей. Она ездила за ним уже целый день и никак не могла подобраться поближе. Поговорка «Дуракам везет!» здесь себя подтверждала полностью. Дурацкое счастье распутника Козырина сопутствовало ему весь день, с утра и до того момента, пока он не решил посетить художественную галерею на Никитской улице.
Галерей здесь полно. Есть огромные, с большими витринами, просторными залами. В основном в них представлено современное искусство, больше похожее на мазню павиана. «Настоящие» произведения, в дорогих тяжелых багетовых рамах, выставлялись в запасниках. Здесь заключались сделки, во много раз превышающие стоимость всего того, что выставлено в сверкающих галереях наверху.
В один из таких запасников и спустился господин Козырин, сопровождаемый верным «оруженосцем».
Козырин любил картины с изображением Москвы 30–х годов, солидные полотна, выполненные в темных, мрачных тонах. Желательно, чтобы на них присутствовали изображения серьезных мужчин в кителях, с орденами на груди и маузерами на боку. Козырин подолгу останавливался перед такими произведениями, внимательно всматривался. Затем спрашивал о цене. Платил не торгуясь.
Джулия, спустившаяся в подвальчик под предлогом выбора чего?нибудь из «старого», стояла неподалеку от расплывшейся туши Козырина и вспоминала слова Глаголичева:
«Язык не поворачивается назвать их людьми. Им нужно, чтобы меня не было».
«Чтобы ты сдох, Козырин!» — со злостью подумала Джулия.
В этот момент он с восхищением разглядывал авторскую копию картины Александра Герасимова «И. В.Сталин и К. Е.Ворошилов в Кремле. 1938». С нескрываемым восхищением Козырин любовался полотном. Похоже, примеривался, как сам однажды пройдется хозяином по мокрой кремлевской брусчатке.
Внезапно Козырин встрепенулся, всмотрелся в лицо Сталина, и его неожиданно всего затрясло. Ему показалось, что вождь повернулся к нему, Козырину, и хитро подмигивает. Неужели допился до «белочки»? Да нет же! Но вот лицо вождя всех народов растянулось в хищной улыбке, полотно разорвалось, и вдруг сквозь него в лицо Козырина, покрытое холодным потом, ударил светящийся пучок энергии.
Козырин замер, хватая воздух широко разинутым ртом. Страшно побагровел. Охранник выронил из рук портфель. Козырин протянул к нему руку, но тот в ужасе отшатнулся. Козырин не удержался на ногах и упал, ударившись виском об угол изящного ломберного столика…
На следующий день в одной газетке промелькнула заметка о безвременной кончине богатого бизнесмена, и в ней же автор задавал интересный вопрос:
«Нет ли в этой смерти какой?то взаимосвязи со страшной гибелью во время игры в гольф другого известного бизнесмена, пути которого пересекались с покойным?..»
Вполне возможно, что кого?то и насторожила бы эта заметка, но слишком уж малый тираж был у этой газетенки, и она осталась незамеченной среди журналистских столпов…
Прочитав в досье на Макарова упоминание о лошади, Джулия вспомнила своего жеребца Гордого.
Как мало она последнее время занималась с ним! Надо бы его проведать.
Гордый встретил рыжеволосую хозяйку тихим ржанием. Пока Джулия открывала дверцу денника, жеребец нетерпеливо потряхивал головой и перебирал копытами, почувствовав свою хозяйку. Когда она вошла к нему, Гордый тут же уткнулся ей в плечо влажными губами. Ей показалось, что у него на огромных глазах выступили слезы радости.
Джулия погладила жеребца и вздохнула. Затем оседлала, вывела из конюшни, вскочила в седло и поскакала куда глаза глядят. Вернулась через час с готовым планом мести в голове и уверенностью в успехе.
Макаров оказался истинным лошадником. Чтобы удостовериться в этом, достаточно было взглянуть на шикарный фургон — коневозку, в котором он доставил своих любимцев на осенний смотр лошадей рысистых пород на недавно выстроенном ипподроме под Можайском. Каждый желающий показать свое искусство верховой езды мог заплатить организаторам и проехать на территорию. Конный спорт становился в России все более популярным, и все пространство ипподрома было забито лошадьми и их владельцами.
Джулия, верхом на своем любимчике — красавчике Гордом, осторожно перемещалась вдоль ипподромного заборчика, высматривая Макарова. А вот и он, стоит возле отдельной конюшни, чуть поодаль от остальных. Джулия немедленно направила Гордого по направлению к последнему из троицы убийц Глаголичева, кто остался в живых.
Макаров увидел прекрасную всадницу и ревниво присмотрелся к ее жеребцу.
— Девушка, здесь частная собственность! — со злым недовольством выкрикнул он. — Убирайтесь вон с вашим недомерком! — И, не дожидаясь реакции незнакомки, скрылся в конюшне.
Несправедливость к своему любимцу и грубость этого хама–убийцы настолько разозлила Джулию, что она с трудом сдержала свои чувства, чтобы не выкрикнуть: «А за недомерка ответишь, сволочь!»
Словно подчиняясь неслышной команде, Гордый сам устремился вслед за нахалом. Создавалось впечатление, что ему передалось состояние Джулии.
Макаров обернулся слишком поздно. Направляемое хозяйкой животное довольно ощутимо прижало его к стенке. Гордый мгновенно развернулся и что было сил лягнул обидчика подкованным копытом в грудь.
