уходит в песок.
— Ты чудо, Инносент, — сказал Кэрби. — Я и не знал, что ты такой романтик.
— Я никогда им не был. Сейчас мне кажется, что от этого все мои беды. Ты знаешь, почему я женился?
— Нет.
— У отца Франчески были деньги, а я хотел купить клочок земли.
— Не может быть, чтобы только поэтому. У других девушек тоже есть отцы с деньгами.
— На землю претендовали еще двое. У меня не было времени выбирать.
— Но почему именно Валери Грин?
— Потому что она — честный человек. Я таких честных в жизни не встречал. И умница. И серьезная девушка. И не ищет одних развлечений. Но прежде всего — честность.
— А ты неплохо изучил человека, с которым провел всего день, — заметил Кэрби. — Думаешь, плохи твои дела?
— Наоборот, хороши. А теперь, когда я верю тебе и этим людям, теперь, когда я в этой маленькой деревушке, затерянной неизвестно где, когда я уверен, что Валери Грин рядом, живая, а не мертвая… Теперь все просто замечательно, правда?
— Ну, если ты так думаешь…
— Она вернется, — сказал Инносент. — Завтра мои глаза будут любоваться ею, мои уста скажут: «Привет, Валери». — Он просиял, предвкушая удовольствие.
— Инносент, похоже, ты вновь обрел былую невинность.
— Наверное. Я и не знал, что она у меня была когда-то. И мне нужен был кто-то, кто разбудил бы все лучшее. И это Валери. Кэрби, перед тобой совсем другой человек!
— Верно, — ответил Кэрби.
— Он все время жил во мне, а я и не знал об этом.
— Вот что значит любовь хорошей женщины.
— Смейся, Кэрби, ничего, я не в обиде.
— Я не смеюсь, Инносент, — почти искренне сказал Кэрби. — Значит, отныне и впредь я буду встречать в Белиз-Сити такого вот Инносента Сент-Майкла?
Улыбка Инносента стала сытой, сонной и довольной.
— Как знать, Кэрби.
— Думаешь, это у тебя ненадолго? Что ж, в таком случае я рад был познакомиться с тем, другим парнем.
РАЗГОВОР С ПОДУШКОЙ
Голоса. Что-то бормочут. Валери приоткрыла правый глаз и стала следить за муравьем, который тащил большой огрызок листа, задрав его кверху как зеленый парус. Левая щека была прижата к земле, и, следовательно, левый глаз не открывался. Но правый наблюдал за муравьем, а ухо улавливало звук бормочущих голосов. Во рту сухо. Тело закоченело. Голова болит. Колени саднят. Волосы всклокочены. Мозги — в полуотключке.
Мимо ходили люди. Они были гораздо больше муравьев. Валери закатила открытый глаз и увидела двух удаляющихся мужчин. Они разговаривали. Маскировочная военная форма. На поясе — кривые ножи в черных кожаных ножнах. Гурки.
Валери все вспомнила и закрыла глаз. Индейская деревня, самолет, Кэрби с Инносентом Сент-Майклом. Побег с лепешками. Путаница в мыслях и блуждание по лесу. Что все это значит? Может, она помешалась от страха? Но она не помнит, чтобы так сильно испугалась. Во всяком случае, отойдя от деревни, она уже не боялась. Она даже присела у ручья, чтобы запить первую лепешку. А после этого…
А после этого… Неужели она смеялась, представляя себя автомобилем? Неужели громко болтала, как Дональд-утенок? Нет, должно быть, память подводит ее. Или что-то не так с ручьем. Всегда ведь говорят и пишут: «Не пейте сырую воду».
Но потом — спасение! Гуркский патруль, сделавший ночной привал прямо у нее на пути. Она в буквальном смысле слова свалилась им на голову. Наконец-то она в безопасности, среди своих спасителей. Они, конечно, не говорят по-английски. Тогда что у них за язык? Какой-то азиатский. Непальский, если они сами из Непала, верно?
…убьем…
…нападем на деревню…
…пленных не брать…
Странно. Она понимает их речь, хотя они говорят не по-английски. А она не знает непальского.
…всех пришьем…
Правый глаз Валери резко открылся. Кекчи! Она понимает их потому, что они говорят на кекчи. На каком-то более остром, рыкающем и гортанном наречии, но, тем не менее, вполне понятном. А с чего бы вдруг гуркским стрелкам переговариваться на кекчи?
— Когда девку-то кончать будем?
Все тело Валери свело судорогой. Открытый глаз уставился на руку, лежащую на земле, ухо настороженно ловило звуки.
— Когда доберемся до места.
Она чуть расслабилась.
— А почему не пристрелить ее прямо сейчас? Без нее можно идти быстрее.
— Никакой стрельбы. Могут услышать.
— Давай я ее зарежу.
— А если заорет?
«Заору, еще как заору», — подумала Валери.
— Ты торопишься прикончить ее лишь потому, что вчера ночью она тебя напугала.
— Меня? А кому пришлось менять штаны, мне или тебе?
— Я думал, ты сдохнешь со страху. Небось решил, что это дьявол за тобой пришел?
— Однако же я не дал деру в лес, как некоторые.
Они продолжали препираться, выясняя, кто из двоих больше подвержен суевериям и боится древних богов и чертей майя. Валери лежала тихо и неподвижно, с легким злорадством думая о том, что смогла напугать их. Наконец солдаты снова вспомнили о ней.
— Ну, так что нам делать с этой девицей?
— Она думает, что мы гурке кие стрелки, которые отведут ее в лагерь. Поэтому она пойдет с нами без разговоров. В деревне заткнем ей глотку и дождемся тех, из города. Пристрелим и ее заодно с селянами.
— А этих, городских?
— Пришьем шофера и раним одного белого, все равно какого.
— А почему бы не перебить их всех?
— Потому что это люди, которые пишут истории (в языке кекчи нет слова «журналист»). Когда они вернутся домой, то напишут, как гуркские стрелки истребили население целой деревни.
— А что потом? Обратно через границу?
— И к полковнику за денежками.
Валери продолжала притворяться спящей. Лжегурки какое-то время спорили о том, стоит ли изнасиловать ее, и решили, что пока не надо. Сначала они доберутся до деревни, а там видно будет. Потом кто-то предложил отправляться в путь на север, потому что до деревни час с лишним ходьбы, и тогда Валери решила, что пора просыпаться. Она замычала, потянулась, села и, вытаращив глаза, уставилась на окружавших ее мужчин.
— Господи боже! — воскликнула она.
Они смотрели на девушку. Потом один из них сказал на кекчи:
— Улыбайтесь ей, пусть думает, что мы друзья.
Она увидела вымученные улыбки, улыбнулась в ответ и сказала:
— Вы меня спасли.
Прототипом для своей роли Валери выбрала Джуди Гарлэнд из «Волшебника страны Оз».
