отковыривая их плотные, мускулистые тельца от коричневой, немного уже обгрызенной ими шляпки гриба.
– Лишь бы присосаться.., – ворчал он, укладывая очередной грибок в туесок, привезенный из Новгорода.
– Липкие, как игуаны…
Игуан он, впрочем, никогда в руках не тискал. Так, к слову сказал. Но услужливая ассоциативная память тут же предложила цепочку:
Улитка – игуана – Игуана…
Игуана – таинственная женщина, руководившая крупным криминальным бизнесом антиквариатом и произведениями искусства, оставалась для него загадкой.
Задержанные по подозрению в провозе контрабанды, хищений картин из музеев, ограблениях квартир коллекционеров, дружно показывали, что задания они получали от некоей женщины, которую негласно в криминальном мире все звали Игуаной.
Но самое удивительное, – за год охоты на Игуану, Патрикеев так ни разу и не встретился с человеком, который видел бы её воочию, говорил бы с нею с глазу на глаз. Все получали подробные инструкции по телефону. – Но если вы её не видели, почему утверждаете вообще, что ЭТО – женщина? – раздраженно спрашивал Патрикеев очередного задержанного.
– Ну как,… гражданин следователь… Как же иначе? Голос вроде был женский.
Все уверенно повторяли: голос женский. Или, на худой конец, «вроде бы женский».
И лишь один старый вор-рецидивист (что уже было в «деле Игуаны» редкостью, она предпочитала нанимать и исполнителей ограблений, и киллеров из числа новичков, непрофессионалов) сомнительно покачал лысой головой, поскреб плотно покрытой татуировкой пятерней много раз травмированный и потому постоянно стывший и чесавшийся затылок и на вопрос Патрикеева вдруг ответил:
– А ведь Вы правы, начальник. С чего это я решил, что Игуана-баба? Может, и вовсе мужик… Я не видал. Только голос. Но голос, как бы это точнее сказать, похож на измененный.
– Это как?
– Ну, вроде, какая-то в нем механичность есть.
– Не понял, ты пояснее можешь?
– А чего тут яснее. И так ясно, – вор уже уверенно, видя, что заинтересовал следователя, продолжил. – Мне, начальник, варганку крутить резона нет, пять ходок в зону, и все по краженкам. Это уже профессия. А то, что попадался, сам дурак. Вас, ментов, мне винить не в чем.
– Мы не менты, мы-прокуратура.
– Один хрен, кто тебя на зону сбагрит. Я вот о чем. Вот у нас в колонии кино показывали, там робот говорит механическим голосом. Нет в голосе, как бы это сказать точнее, живых интонаций: мертвый голос. Как у робота…
Мысль эта запала в голову Патрикеева и он все прикручивал и прокручивал её в голове. Они вместе с работавшими по их поручению мужиками из МУРА искали женщину: «шерше ле фам»… А кто сказал, что Игуана-женщина? Может, это вовсе очень даже мужчина, закоренелый вор-рецидивист, решивший уйти в подполье, чтобы больше не греметь по тюрьмам да поселениям. А может, и вовсе гениальный ученый, таким образом поправляющий свое материальное положение. А? Какова версия?
Что-нибудь вроде Командира, – тот был и доктором наук, и профессором, а одновременно руководил пять лет без единого прокола крупнейшей криминальной организацией в сфере незаконного оборота драгоценностей и антиквариата…
Впрочем, кто бы ни скрывался за кликухой Игуана, – мужчина или женщина, и был ли этот человек молодым, старым, умным или придурком, скорее все же-умным, тут вопроса нет, – ловить то его было надо. А поймав с помощь шустрых муровцев, надо было ещё доказать, что за всеми многочисленными кражами, ограблениями, убийствами скрывается именно этот человек по кличке Игуана, организовавший за последние полтора года несколько десятков хитроумно задуманных и не менее хитро реализованных преступлений.
Мысль эта – что Игуана могла быть… мужчиной продолжала сидеть как заноза в ноге и вечером, пока смотрел по телевизору «Крепкий орешек» и ночью когда Игуана с отвратительным мурлом рецидивиста, весь в татуировке врывался в его красивые сны на фоне горы Фудзияма, где цвела сакура и творили великие Утамаро, Харуно§у, Хиросиге, Хокусаи…
С гравюрами великих японских графиков он задумал все же попытаться подловить Игуану.
То, что именно она (или теперь уж – он?) стояла за серией ограблений коллекционеров в Москве, Петербурге, Владивостоке, когда были похищены именно работы выдающихся японских художников XVI-XVII вв, и за последней дерзкой кражей из Музея частных коллекций при Музее изобразительных искусств имени Пушкина, сомнений у полковника не было.
Игуана! Упоминание о ней, были разбросаны по многочасовым изнурительным допросам задержанных участников криминальных групп, по многочасовым записям телефонных переговоров находившихся «под колпаком» прокуратуры близких к криминальному бизнесу произведениями искусств людей. Игуана, кто бы она (он) ни была.
Решение пришло под влиянием визита к тихим умникам-специалистам его отдела. Егор сформулировал вначале чисто техническое задание. И когда оказалось, что задание это его умельцам вполне по силам, стал разрабатывать операцию.
Исходным пунктом должна была стать Московская таможня. В массе своей там работали высокопрофессиональные, честные люди. Но в семье не без урода. И по агентурным данным, и по данным санкционированной межрайпрокурором «прослушки», и по крупицам намеков в показаниях ряда артдилеров, выходило, что на таможне работал «казачок засланный» – человек Игуаны.
Так что не стал Егор официально выходить на руководство с просьбой о проведении совместной операции, хотя руководству таможни и доверял, а вышел на скромного главного экономиста – Наталью Анастасьеву, – женщина она была большого обаяния, все офицеры таможни от 23 до 68 были в неё тайно или явно влюблены, контакты у неё были широкие. Через неё и вышел Патрикеев на контролера поста 23
